Разум и сердце

Пригласили врача. Не помогло. Тогда позвали профессора из губернского города. С тем же результатом. Выписали светило из Петербурга. Никакого эффекта. Хасиды недоумевали, почему Ребе, по одному слову которого вершатся чудеса, должен искать помощи у врачей. Но Рашаб хотел, чтобы все, что касается его лично, происходило только на уровне нормального, природного течения событий.
Перед возвращением в Петербург светило упомянул восходящую звезду неврологии, молодого профессора из Вены. По мнению светила, он был единственным, кто мог бы справиться с болезнью Рашаба.
(С тех пор прошло более ста лет. В России изменился социальный строй, сменились правители, возникли новые моря, реки потекли в другую сторону, одно только осталось неизменным — низкий уровень медицины.)
Разумеется, ни в какую Вену Рашаб ехать не собирался. Он вежливо распрощался с врачом и отправился на вечернюю молитву. К удивлению хасидов, на сей раз молитва продолжалась необычайно долго. Медленно покачиваясь, Ребе стоял у стены, словно оторванный от окружающего мира. Казалось, его помыслы и дух блуждают где-то далеко-далеко.
Вернувшись домой, ребе Шалом-Бер коротко сообщил: «Завтра я уезжаю в Вену».
Профессор, сравнительно молодой человек с холодными выпуклыми глазами, внимательно осмотрел Рашаба.
– Для успешного лечения болезни, — сказал он, — я должен подробно расспросить о том, как протекает ваша жизнь.
Ответы Ребе профессор аккуратно записывал в тетрадь. Услыхав, что собеседник — глава хасидского движения, он попросил его объяснить, что такое хасидизм.
– Человеком управляют сердце и разум, — ответил Рашаб. — Хасидизм учит, как подчинить первое второму.
– Но это абсурд, — едва заметно улыбнулся профессор. — Между сердцем и разумом нет никакой связи.
– Есть, — ответил Ребе. — И хасидизм учит, как правильно выстроить эту связь.
– Но откуда вы взяли, будто связь вообще существует? — чуть рассерженно воскликнул профессор. — Где это написано?
– Вы еврей, — сказал ребе Шалом-Бер. — Только еврей может так спрашивать.
– Еврей, — смутясь, подтвердил профессор. — Лишь по рождению. С точки зрения культуры я полностью отождествляю себя с великими традициями немецкого гуманизма. Правда, моя жена зажигает субботние свечи, но это не более чем дань памяти родителей.
– Трактат «Мидот» Талмуда рассказывает, — сказал Рашаб, — что в Иерусалимском храме человек, совершивший проступок, приносил жертву, понимая, что он сам должен был бы корчиться в огне за совершенное прегрешение. Если он раскаивался от всего сердца, то жертва принималась, и святой огонь жертвенника искупал грех. От огня, горевшего на жертвеннике, зажигался семисвечник, стоявший внутри Храма***.
Жертвенник наши мудрецы уподобили человеческому сердцу, а светильник — разуму. Когда сердце пережигает низменные страсти в огне святости, то оно воодушевляет разум, который в свою очередь освещает своим светом самые темные уголки мироздания, помогая сердцу выбирать верную дорогу.
Профессор задумался. Потом записал ответ Ребе в тетрадку и продолжил лечение. На каждом из сеансов он задавал ему тот или иной вопрос о хасидизме и аккуратно записывал ответы.
Лечение помогло — рука Рашаба перестала дрожать. От платы за лечение профессор отказался.
– Я уже несколько лет, — объяснил он, — размышляю над теорией, которая поможет врачам разобраться в сумрачном мире человеческой психики. Ваши ответы подсказали мне путь, по которому нужно двигаться. Это я ваш должник, а не вы мой.
Венского профессора звали Зигмунд Фрейд, и вскоре он стал известен всему миру как отец психоанализа. С тех пор прошло много лет. Теории Фрейда, казавшиеся краеугольным камнем психологии, давно устарели. При упоминании его имени современные врачи едва заметно улыбаются. А книги Рашаба изучают десятки тысяч еврейских юношей, открывая их с благодарностью и почтением. Ведь от них, словно из семисвечника, струится теплый свет хасидизма, освещающий самые темные уголки человеческой психики и позволяющий разуму выбрать правильную дорогу к сердцу.

Янкл МАГИД, Израиль
__
* Раяц - аббревиатура «ребе Йосеф-Ицхак»
** Рашаб - аббревиатура «ребе Шалом-Бер»
*** Из трактата «Йома» Вавилонского Талмуда