Тайна Поля Робсона

До сих пор помню глубокую, до дрожи, вибрацию сильного голоса певца в старой негритянской песне Missisipi OL Man River («Старина Миссисипи»). А когда он спел песню Исаака Дунаевского «О Родине» («Я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит человек»), раздался взрыв аплодисментов и крики «бис». Прервав овацию, Поль Робсон обратился в зал со словами о том, как глубоко его потрясло известие о скоропостижной смерти дорогого друга Соломона Михоэлса. «И сейчас, — сказал он, — я спою песню, которую посвящаю памяти этого великого человека, — песню еврейских партизан, которые боролись с фашистами в Варшавском гетто. Она написана на идише. Эту песню меня научил петь в Америке один из выживших евреев Варшавского гетто».
И зазвучала песня на мотив братьев Дмитрия и Даниила Покрасс «То не тучи, грозовые облака». Все это меня, мальчишку, потрясло до глубины души: ведь черный американец пел на моем родном языке, на котором дома общались между собой мама и папа и на котором меня учили разговаривать в запрещенном сталинским режимом в 1938 году еврейском детском саду. И как он пел!..
Тогда я, конечно, не мог знать, что в тот самый вечер, 14 июня 1949 года, моя добрая приятельница, великолепный знаток идиша Мария (Маня) Исааковна Ландман, проживающая нынче в Детройте (об ее уникальной судьбе см. № 1013 «Алефа»), находилась в Зале Чайковского и слушала этот концерт.
Спустя 62 года после того концерта Маня Ландман мне рассказала: «Слова Робсона о Михоэлсе, произнесенные им на том концерте, в зале, где находилось немало евреев, прозвучали как гром среди ясного неба. Наступила гробовая тишина. Ведь многие хорошо знали о подлинной причине кровавой расправы над великим еврейским актером и режиссером… Совершенно неожиданно среди онемевшего зала поднялась молодая женщина и начала аплодировать. Вслед за ней постепенно поднялся весь зал. И тогда Робсон на знакомую всем мелодию запел на идише Zog Nit Keynmol («Не говори “никогда”...») — героическую песню о вере евреев в завтрашний день и грядущую победу.
«Всей страстью своего сильного голоса он пел на языке моих родных и соседей нашего местечка Бершадь, шести миллионов европейских евреев, расстрелянных, погребенных живыми и задушенных в газовых камерах, — продолжила свой рассказ Маня. — Я, как и многие зрители, горько заплакала, и душевное потрясение от этой песни осталось на всю мою жизнь».
Лишь недавно в США я более подробно узнал о «многоликой», далеко неоднозначной жизни Поля Робсона. Прежде, как и большинство советских людей, я восторгался великолепным певцом и актером, обладавшим необыкновенным по красоте басом, певшим на двадцати языках (в том числе на русском и китайском!), выступавшим на лучших сценах мира. Я также восхищался тем, что он внук чернокожего раба, будучи одним из лучших бейсболистов, футболистов и боксеров, с отличием окончил юридическую школу Колумбийского университета и стал известным адвокатом, который добивался равноправия для чернокожего населения Америки.
В 1934 году по приглашению Сергея Эйзенштейна Робсон впервые приехал в Советский Союз, начал восторгаться советским народом и ставить СССР в пример Соединенным Штатам. Поль Робсон был непримиримым борцом против фашизма. Рискуя своей жизнью, он выступал в Испании перед Интернациональной бригадой имени Авраама Линкольна. Но позже он же одобрил подписание пакта между СССР и Германией и раздел между ними Польши, с которого началась Вторая мировая война. Во время войны, став одним из организаторов помощи Красной армии, Поль Робсон заявил: «Антисемитизм пугает меня, сына раба. Свобода неделима, и нападение на евреев равносильно нападению на негров».
Это он говорил, когда его любимому Сталину была необходима материальная поддержка евреев Америки. Тогда это восхищало и нас, советских евреев. Однако в 1949 году, когда Поль Робсон вновь приехал в Советский Союз, произошло событие, которое заставило многих усомниться в гражданской смелости и искренности выдающегося американского певца и актера.
Накануне этой поездки руководители еврейских организаций Америки попросили Поля Робсона узнать о судьбе арестованных в Москве членов Еврейского антифашистского комитета. С великим режиссером и актером Соломоном Михоэлсом и поэтом Ициком Фефером певец познакомился и подружился в США в 1943 году, когда они вместе проводили среди американских еврейских организаций сбор денежных средств и теплых вещей в помощь Красной армии, воюющей против гитлеровской Германии.
Прибыв в Советский Союз, певец захотел повидать своих друзей. Но приставленные к нему чиновники сказали, что Михоэлс стал жертвой уличной автокатастрофы. Поль Робсон был ошарашен этим известием. Тогда он назвал имя другого знакомого, Ицика Фефера. Заявлять, что и Фефер попал под машину, было невозможно. И накануне упомянутого выше концерта Поль Робсон в номере 888 гостиницы «Москва» встретился с известным еврейским поэтом. Измученного пытками, но для приличия накормленного и одетого в дорогой костюм Фефера привезли в гостиницу. О содержании их разговора я узнал из книги известного кинооператора-документалиста Василия Катаняна «Лоскутное одеяло» (М.: Вагриус, 2001).
В декабре 1997 года Катаняну удалось встретиться и побеседовать с единственным сыном Поля Робсона, который хорошо помнил взволнованный рассказ отца, вернувшегося из Москвы в том далеком 1949 году. «Отца поразил исхудавший, испуганный гость… Как только они остались одни, Фефер указал на люстру и завитушки потолка, и отец понял, что тот имеет в виду подслушивающие устройства… Он (Робсон) спросил, как погиб Михоэлс, тот отвечал, что не знает, а на самом деле молча приставил палец к виску и как бы нажал на курок. На клочке бумаги Фефер написал: “Михоэлса убил Сталин”. Отец был потрясен, но, “играя на микрофон”, стал расспрашивать Фефера о его работе и семье. Тот отвечал, что все в порядке, а на пальцах показал решетку. Отец, чтобы унять волнение, спросил, готовит ли поэт сейчас какую-либо книгу, на что тот ответил невнятно (для микрофона), а рукой обозначил петлю вокруг шеи… Отец стал угощать его фруктами, что стояли на столе, и написал: “Как вам помочь?” и “Что можно сделать?”, на что Фефер помотал головой и ответил: “Спасибо, груша очень вкусная”, разорвал бумажку и спросил, где туалет. Там он спустил обрывки в унитаз.
Вскоре Фефер сказал, что его мучит мигрень, попросил прощения за краткий визит, и отец проводил его до лифта. Вот как это было. Робсон, увидев наяву, что тогда происходило в СССР, страшно нервничал, был в шоке. Но его ожидал огромный зал, и за ним уже пришли, чтобы ехать на концерт… Отец никому не говорил об этом свидании, опасаясь навредить заключенным и оставшимся их семьям. И взял с меня клятву, что я никому не скажу ни слова».
О содержании разговора с Ициком Фефером Поль Робсон, по свидетельству его сына, молчал всю жизнь. Он даже не пытался выступить в защиту измученного сталинскими чекистами еврейского поэта и, по сути, предал его. Он не сказал ни слова в защиту евреев, которые в то время находились в советских тюрьмах и лагерях. Мало того, вернувшись после гастролей в Америку, Робсон стал там активно выступать с разоблачением «врагов СССР, распространяющих антисоветскую пропаганду о гибели Фефера и членов Еврейского антифашистского комитета». Но правда о разгроме ЕАК дошла за океан, вызвала возмущение демократической интеллигенции, американских евреев и серьезно подорвала репутацию Робсона как друга еврейского народа.
Ни при жизни Сталина, который удостоил певца премии своего имени, ни после смерти тирана и выступления Хрущева на ХХ съезде КПСС Поль Робсон ни разу не осудил преступления, совершенные его любимым вождем против евреев.
Поль Робсон пользовался мировой известностью, но в то же время он, как негритянский радикал, восхищающийся советским режимом, представлял угрозу для американского правительства. С середины 1930-х годов Отдел стратегической службы США, предшественник ЦРУ, вел «дело» на певца, и за ним десятилетия проводилась официально санкционированная слежка. В разгар маккартизма певец отказался давать показания в комиссии по расследованию антиамериканской деятельности, и его имя было внесено в черный список врагов нации. Он был лишен права выезжать за границу на гастроли и даже выступать в концертах и спектаклях в США. В то же время, в 1950 году, Поль Робсон был удостоен Международной Сталинской премии мира и избран членом Всемирного совета мира. Он сравнивал Америку с гитлеровской Германией, осудил восстание в Венгрии, подавленное советскими войсками.
В 1961 году, после того как певцу был возвращен паспорт гражданина США, он в последний раз приезжает в СССР. А в 1970-е годы, когда в Штатах развернулось движение за освобождение советских евреев, Робсон, несмотря на сильно пошатнувшееся здоровье, все еще продолжал выступать в поддержку и защиту СССР.
Он умер в 1976 году. Лишь после смерти певец вновь получил признание в Америке.
Рассказ о том незабываемом концерте, который транслировался из Зала П.И. Чайковского, на мой взгляд, был бы неполным, если не упомянуть, что в 1998 году, накануне 100-летия Робсона, нью-йоркская фирма U.S.S.U выпустила компакт-диск с его песнями. Для этого американцам довелось немало потрудиться, чтобы разыскать в Москве запись того самого концерта. К сожалению, они не услыхали ни одного слова, сказанного певцом о Михоэлсе, а также о содержании на русском языке песни узников Варшавского гетто. Советская цензура в свое время вырезала вступительную речь Робсона. Но сама песня на идише «Не говори никогда» сохранилась. Американские газеты назвали ее «самой крупной жемчужиной в короне этого компакт-диска».
Исаак ТРАБСКИЙ, США
Фото с сайта www.flickr.com