Фатальный авиарейс

 Наталья ЧЕТВЕРИКОВА, Россия
 11 октября 2012
 3606

90 лет назад, в 1922 году, началась история гражданской авиации СССР — стартовала международная авиалиния Москва–Кенигсберг. Эпатажную пару, Сергея Есенина и Айседору Дункан, потянуло на экстремальный вид удовольствия: первыми из знаменитостей лететь на самолете…

Танец над бездной
Они были обречены на любовь — американская танцовщица-эмансипе и народный поэт из рязанской деревни. Дункан создала свою школу: возродила античный танец, преподав его в стиле модерн как танец будущего, но в личной жизни неизменно терпела крах. Погибли в автокатастрофе двое маленьких детей, умер новорожденный ребенок, и несчастную женщину преследовали «гробовые» видения. Надо было заново учиться жить.
Айседора заразилась русской революцией, и нарком Луначарский в 1921 году пригласил ее в Москву, пообещав школу танцев для одаренных детей. Дункан верила в «идеальное царство коммунизма», а символом ее искусства стала раскрепощенная женщина. Айседора танцевала босиком, в полупрозрачном хитоне, без лифа и трико. Это было ново и пикантно. Большой театр взрывался овациями.
Заморскую диву пригласили на вечеринку. На Большой Садовой в доме № 10, том самом, где обитала нечистая сила в романе Булгакова «Мастер и Маргарита», отмечали день рождения Сергея Есенина. Американка увидела златокудрого красавца-поэта и обмерла: как же он был похож на ее погибшего маленького сына, только вдруг повзрослевшего!
К 26 годам Есенин покорил Москву и трижды стал отцом. Дети пошли, как грибы. Сына Юру подарила ему пылкая подруга Аннушка Изряднова, а Таню с Костей — законная жена Зиночка Райх, галахическая еврейка по бабушке и дочь социал-демократа. Но муж-поэт оказался плейбоем, пропадал в кабаках, а в его творчество вошли мотивы увядания: «О, моя утраченная свежесть…»
В тот вечер Айседора под музыку Интернационала исполнила свой коронный танец с куском огненного шифона, наподобие красного знамени. «Богиня!» — прошептал Есенин и упал на колени. Она не говорила по-русски, он знал по-английски только «сода-виски», но оба без оглядки бросились в любовный омут.
Школа танцев для одаренных детей процветала, из кремлевских складов для «товарища Дункан» везли дорогие подношения. Обнищалой и обозленной Москве мозолила глаза роскошь «Дуньки-коммунистки» и ее дом с пьяной богемой и пьяными чекистами. Есенин в хмельном угаре посылал свою Босоножку ко всем чертям, швырял в нее сапогами и убегал из дому, чтобы назавтра плакать, уткнувшись ей в колени. Айседора все терпела и прощала.
Как-то раз Есенин почувствовал себя царем Иродом, требующим танец у Саломеи. В отношениях с Сергеем танец всегда вела Айседора. Она надела его кепи и пиджак и станцевала перед ним с розовым шарфом, как с партнером, извивавшимся в ее руках. Затем грациозно сломала ему хребет, сдавила горло и распластала на ковре. А на сцене стала выступать под «Похоронный марш» Шопена. Поговаривали, что дело тут нечисто. Двое, как скованные одной цепью, тянули друг друга в пропасть. От этой пары веяло неотвратимостью катастрофы.
Точка невозврата
Чтобы вырвать поэта из пучины бесконечных попоек, Дункан решила увезти его за границу. Она ехала на гастроли, а «первый российский поэт», несомненно, привлек бы внимание мировой прессы и публики. 2 мая 1922 года Сергей и Айседора зарегистрировались в загсе — для американской полиции нравов, а свадебное путешествие решили совершить по воздуху. Удовольствие выходило дорогим: один билет стоил около тысячи золотых рублей.
Утром 10 мая на аэродроме имени Троцкого новобрачные сели в шестиместный аэроплан «Фоккер». Есенин летел впервые и испытывал тревогу. Сердце теснили мрачные предчувствия, что этот перелет станет началом конца для них обоих. В 20:00 «Фоккер» приземлился в Кенигсберге, о чем и сообщил журнал «Театральная Москва». Немецкий город торжественно встречал колоритную пару, Икаров советских и международных авиалиний — триумф, шумиха, большая пресса!
Следующим пунктом был Берлин, где Есенин имел такой успех, что сразу же удалось договориться о выпуске однотомника и «Собрания стихов и поэм». Айседора профинансировала проект супруга и повезла его во Францию, Италию, Бельгию, США. Русский поэт выходит в свет, у него манеры денди, он часто меняет костюмы, пользуется духами, сильно пудрится, чтобы скрыть красноту лица, и завивает поседевшие волосы. Газета «Нью-Йорк уорлд» писала: «Вошел муж мадам Дункан. Он выглядит мальчишкой, который был бы отличным полузащитником в любой футбольной команде…»
Есенин чувствует себя ущемленным — он здесь только муж божественной Айседоры и «дурно пахнущий азиат». К тому же его обвиняют в антисемитизме, и он рассказывает о еврейских корнях Зинаиды Райх и своих еврейских детях. Хотя после размолвки с женой, впервые увидев сына мельком в купе поезда, он сказал: «Фу… Черный… Есенины черными не бывают», и быстро вышел.
Из Нью-Йорка он пишет письмо милому другу Толе Мариенгофу: «Здесь имеются переводы тебя и меня, но все это убого очень. Знают больше по имени, и то не американцы, а приехавшие в Америку евреи. По-видимому, евреи — лучшие ценители искусства, потому ведь и в России, кроме еврейских девушек, нас никто не читал».
Сергей не понимает западной жизни, задирает официоз и впадает в запои. «Пусть мы нищие, — пишет он из Америки, — пусть у нас голод, холод и людоедство, зато у нас есть душа...» В Париже «экстравагантного поэта» нашли висящим на люстре и успели спасти. Но алкоголь пробуждал в нем демонов. Он обворовал жену, сжег фотографии ее детей, пустился во все тяжкие и, подобно дикарю, крушил в отеле зеркала. Его с трудом усмирила полиция, а парижский доктор поставил диагноз: эпилепсия. Горемычная Айседора перевела мужа в психиатрическую больницу.
Самосбывшийся прогноз
По Европе и Америке Есенин проехал, будто слепой, ничего не желая знать и видеть. На обратном пути на первой российской станции он целовал землю и от радости перебил все окна в вагоне поезда. А когда вернулся в Москву, уже не считал себя мужем Дункан — ушел, ничего не взяв.
Отныне единственная любовь Есенина — его «черный человек». До поэта с опозданием доходит, куда несется «коммуной вздыбленная Русь». В стихах он заигрывает со смертью. И в четвертый раз становится отцом: влюбленная в него переводчица Надежда Вольпин родила сына. Сергей напился, по обыкновению устроил дебош и даже рвал и разбрасывал червонцы. Домой его отвезли без сознания, изо рта шла пена.
Айседоре от отчаяния не хотелось жить. Дива больше не завораживала зрителей и говорила: «Я вишу на конце веревки». Осенью 1924 года она улетела в Париж.
Тем временем Есенина в порыве альтруизма женит на себе внучка Льва Толстого Софья. Но спасения нет. Он скажет Софье, еще невесте: «А умереть я все-таки умру. И очень скоро». Анна Изряднова видела Сергея незадолго до смерти: «Сказал, что пришел проститься… Просил не баловать, беречь сына». Он побывал у всех своих родных, навестил Костю и Таню и попрощался с ними. Надежда Давыдовна Вольпин уже в преклонном возрасте вспоминала, что по поведению Сергея знала: он покончит жизнь самоубийством.
К концу 1925 года решение уйти стало у Есенина маниакальным. Он ложился под поезд и выбрасывался из окна, от него прятали бритвы, а он резал вены куском стекла и пытался заколоть себя кухонным ножом. Софья устроила мужа в клинику профессора Ганнушкина. Но больной сбежал в Ленинград, в номер «Англетера», где когда-то проживал с Айседорой.
На рассвете 27 декабря Сергею не спалось. А на следующий день 30-летнего поэта нашли висящим на трубе парового отопления. «В этой жизни умирать не ново, но и жить, конечно, не новей» — строки его предсмертного стихотворения, написанного кровью. Накануне он жаловался, что в номере нет чернил.
В начале 1926 года в «Правде» была опубликована статья Льва Троцкого «Сергей Есенин». «Мы потеряли Есенина, — писал создатель Красной армии, — такого прекрасного поэта, такого свежего, такого настоящего… он был интимнейшим лириком. Эпоха же наша не лирическая… Оттого-то короткая жизнь поэта оборвалась катастрофой… Поэт погиб потому, что был несроден революции. Но во имя будущего она навсегда усыновит его…»
Айседора долго оплакивала свою великую и трагическую любовь и искала смерти. В Ницце она едва не утопилась в море, но ее спасли. Для чего? Она поняла: чтобы остаток жизни провести в Москве и писать мемуары о Есенине. Еще и еще раз — материализовать, воскресить, удержать! Была начата первая страница воспоминаний…
14 сентября 1927 года, перед отъездом в Москву, госпожа Дункан села в машину, обмотав вокруг шеи свой любимый красный шарф, и крикнула: «Прощайте, друзья! Я иду к славе!» Автомобиль рванул с места, шарф одним концом попал в ось колеса и, резко затянувшись, сломал ей шею. Шарф пришлось разрезать, а толпа растерзала его на куски, жаждая заполучить на счастье «веревку повешенного». В день похорон на кладбище Пер-Лашез на одном из траурных венков была надпись: «От сердца России, оплакивающей Айседору». Созданная Дункан Школа танцев для одаренных детей действовала в СССР до 1949 года.
Наталья ЧЕТВЕРИКОВА, Россия



Комментарии:


Добавить комментарий:


Добавление пустых комментариев не разрешено!

Введите ваше имя!

Вы не прошли проверку на бота!


Дорогие читатели! Уважаемые подписчики журнала «Алеф»!

Сообщаем, что наша редакция вынуждена приостановить издание журнала, посвященного еврейской культуре и традиции. Мы были с вами более 40 лет, но в связи с сегодняшним положением в Израиле наш издатель - организация Chamah приняла решение перенаправить свои усилия и ресурсы на поддержку нуждающихся израильтян, тех, кто пострадал от террора, семей, у которых мужчины на фронте.
Chamah доставляет продуктовые наборы, детское питание, подгузники и игрушки молодым семьям с младенцами и детьми ясельного возраста, а горячие обеды - пожилым людям. В среднем помощь семье составляет $25 в день, $180 в неделю, $770 в месяц. Удается помогать тысячам.
Желающие принять участие в этом благотворительном деле могут сделать пожертвование любым из предложенных способов:
- отправить чек получателю Chamah по адресу: Chamah, 420 Lexington Ave, Suite 300, New York, NY 10170
- зайти на сайт http://chamah.org/donate;
- PayPal: mail@chamah.org;
- Zelle: chamah212@gmail.com

Благодарим вас за понимание и поддержку в это тяжелое время.
Всего вам самого доброго!
Коллектив редакции