Фатальный авиарейс

Танец над бездной
Они были обречены на любовь — американская танцовщица-эмансипе и народный поэт из рязанской деревни. Дункан создала свою школу: возродила античный танец, преподав его в стиле модерн как танец будущего, но в личной жизни неизменно терпела крах. Погибли в автокатастрофе двое маленьких детей, умер новорожденный ребенок, и несчастную женщину преследовали «гробовые» видения. Надо было заново учиться жить.
Айседора заразилась русской революцией, и нарком Луначарский в 1921 году пригласил ее в Москву, пообещав школу танцев для одаренных детей. Дункан верила в «идеальное царство коммунизма», а символом ее искусства стала раскрепощенная женщина. Айседора танцевала босиком, в полупрозрачном хитоне, без лифа и трико. Это было ново и пикантно. Большой театр взрывался овациями.
Заморскую диву пригласили на вечеринку. На Большой Садовой в доме № 10, том самом, где обитала нечистая сила в романе Булгакова «Мастер и Маргарита», отмечали день рождения Сергея Есенина. Американка увидела златокудрого красавца-поэта и обмерла: как же он был похож на ее погибшего маленького сына, только вдруг повзрослевшего!
К 26 годам Есенин покорил Москву и трижды стал отцом. Дети пошли, как грибы. Сына Юру подарила ему пылкая подруга Аннушка Изряднова, а Таню с Костей — законная жена Зиночка Райх, галахическая еврейка по бабушке и дочь социал-демократа. Но муж-поэт оказался плейбоем, пропадал в кабаках, а в его творчество вошли мотивы увядания: «О, моя утраченная свежесть…»
В тот вечер Айседора под музыку Интернационала исполнила свой коронный танец с куском огненного шифона, наподобие красного знамени. «Богиня!» — прошептал Есенин и упал на колени. Она не говорила по-русски, он знал по-английски только «сода-виски», но оба без оглядки бросились в любовный омут.
Школа танцев для одаренных детей процветала, из кремлевских складов для «товарища Дункан» везли дорогие подношения. Обнищалой и обозленной Москве мозолила глаза роскошь «Дуньки-коммунистки» и ее дом с пьяной богемой и пьяными чекистами. Есенин в хмельном угаре посылал свою Босоножку ко всем чертям, швырял в нее сапогами и убегал из дому, чтобы назавтра плакать, уткнувшись ей в колени. Айседора все терпела и прощала.
Как-то раз Есенин почувствовал себя царем Иродом, требующим танец у Саломеи. В отношениях с Сергеем танец всегда вела Айседора. Она надела его кепи и пиджак и станцевала перед ним с розовым шарфом, как с партнером, извивавшимся в ее руках. Затем грациозно сломала ему хребет, сдавила горло и распластала на ковре. А на сцене стала выступать под «Похоронный марш» Шопена. Поговаривали, что дело тут нечисто. Двое, как скованные одной цепью, тянули друг друга в пропасть. От этой пары веяло неотвратимостью катастрофы.
Точка невозврата
Чтобы вырвать поэта из пучины бесконечных попоек, Дункан решила увезти его за границу. Она ехала на гастроли, а «первый российский поэт», несомненно, привлек бы внимание мировой прессы и публики. 2 мая 1922 года Сергей и Айседора зарегистрировались в загсе — для американской полиции нравов, а свадебное путешествие решили совершить по воздуху. Удовольствие выходило дорогим: один билет стоил около тысячи золотых рублей.
Утром 10 мая на аэродроме имени Троцкого новобрачные сели в шестиместный аэроплан «Фоккер». Есенин летел впервые и испытывал тревогу. Сердце теснили мрачные предчувствия, что этот перелет станет началом конца для них обоих. В 20:00 «Фоккер» приземлился в Кенигсберге, о чем и сообщил журнал «Театральная Москва». Немецкий город торжественно встречал колоритную пару, Икаров советских и международных авиалиний — триумф, шумиха, большая пресса!
Следующим пунктом был Берлин, где Есенин имел такой успех, что сразу же удалось договориться о выпуске однотомника и «Собрания стихов и поэм». Айседора профинансировала проект супруга и повезла его во Францию, Италию, Бельгию, США. Русский поэт выходит в свет, у него манеры денди, он часто меняет костюмы, пользуется духами, сильно пудрится, чтобы скрыть красноту лица, и завивает поседевшие волосы. Газета «Нью-Йорк уорлд» писала: «Вошел муж мадам Дункан. Он выглядит мальчишкой, который был бы отличным полузащитником в любой футбольной команде…»
Есенин чувствует себя ущемленным — он здесь только муж божественной Айседоры и «дурно пахнущий азиат». К тому же его обвиняют в антисемитизме, и он рассказывает о еврейских корнях Зинаиды Райх и своих еврейских детях. Хотя после размолвки с женой, впервые увидев сына мельком в купе поезда, он сказал: «Фу… Черный… Есенины черными не бывают», и быстро вышел.
Из Нью-Йорка он пишет письмо милому другу Толе Мариенгофу: «Здесь имеются переводы тебя и меня, но все это убого очень. Знают больше по имени, и то не американцы, а приехавшие в Америку евреи. По-видимому, евреи — лучшие ценители искусства, потому ведь и в России, кроме еврейских девушек, нас никто не читал».
Сергей не понимает западной жизни, задирает официоз и впадает в запои. «Пусть мы нищие, — пишет он из Америки, — пусть у нас голод, холод и людоедство, зато у нас есть душа...» В Париже «экстравагантного поэта» нашли висящим на люстре и успели спасти. Но алкоголь пробуждал в нем демонов. Он обворовал жену, сжег фотографии ее детей, пустился во все тяжкие и, подобно дикарю, крушил в отеле зеркала. Его с трудом усмирила полиция, а парижский доктор поставил диагноз: эпилепсия. Горемычная Айседора перевела мужа в психиатрическую больницу.
Самосбывшийся прогноз
По Европе и Америке Есенин проехал, будто слепой, ничего не желая знать и видеть. На обратном пути на первой российской станции он целовал землю и от радости перебил все окна в вагоне поезда. А когда вернулся в Москву, уже не считал себя мужем Дункан — ушел, ничего не взяв.
Отныне единственная любовь Есенина — его «черный человек». До поэта с опозданием доходит, куда несется «коммуной вздыбленная Русь». В стихах он заигрывает со смертью. И в четвертый раз становится отцом: влюбленная в него переводчица Надежда Вольпин родила сына. Сергей напился, по обыкновению устроил дебош и даже рвал и разбрасывал червонцы. Домой его отвезли без сознания, изо рта шла пена.
Айседоре от отчаяния не хотелось жить. Дива больше не завораживала зрителей и говорила: «Я вишу на конце веревки». Осенью 1924 года она улетела в Париж.
Тем временем Есенина в порыве альтруизма женит на себе внучка Льва Толстого Софья. Но спасения нет. Он скажет Софье, еще невесте: «А умереть я все-таки умру. И очень скоро». Анна Изряднова видела Сергея незадолго до смерти: «Сказал, что пришел проститься… Просил не баловать, беречь сына». Он побывал у всех своих родных, навестил Костю и Таню и попрощался с ними. Надежда Давыдовна Вольпин уже в преклонном возрасте вспоминала, что по поведению Сергея знала: он покончит жизнь самоубийством.
К концу 1925 года решение уйти стало у Есенина маниакальным. Он ложился под поезд и выбрасывался из окна, от него прятали бритвы, а он резал вены куском стекла и пытался заколоть себя кухонным ножом. Софья устроила мужа в клинику профессора Ганнушкина. Но больной сбежал в Ленинград, в номер «Англетера», где когда-то проживал с Айседорой.
На рассвете 27 декабря Сергею не спалось. А на следующий день 30-летнего поэта нашли висящим на трубе парового отопления. «В этой жизни умирать не ново, но и жить, конечно, не новей» — строки его предсмертного стихотворения, написанного кровью. Накануне он жаловался, что в номере нет чернил.
В начале 1926 года в «Правде» была опубликована статья Льва Троцкого «Сергей Есенин». «Мы потеряли Есенина, — писал создатель Красной армии, — такого прекрасного поэта, такого свежего, такого настоящего… он был интимнейшим лириком. Эпоха же наша не лирическая… Оттого-то короткая жизнь поэта оборвалась катастрофой… Поэт погиб потому, что был несроден революции. Но во имя будущего она навсегда усыновит его…»
Айседора долго оплакивала свою великую и трагическую любовь и искала смерти. В Ницце она едва не утопилась в море, но ее спасли. Для чего? Она поняла: чтобы остаток жизни провести в Москве и писать мемуары о Есенине. Еще и еще раз — материализовать, воскресить, удержать! Была начата первая страница воспоминаний…
14 сентября 1927 года, перед отъездом в Москву, госпожа Дункан села в машину, обмотав вокруг шеи свой любимый красный шарф, и крикнула: «Прощайте, друзья! Я иду к славе!» Автомобиль рванул с места, шарф одним концом попал в ось колеса и, резко затянувшись, сломал ей шею. Шарф пришлось разрезать, а толпа растерзала его на куски, жаждая заполучить на счастье «веревку повешенного». В день похорон на кладбище Пер-Лашез на одном из траурных венков была надпись: «От сердца России, оплакивающей Айседору». Созданная Дункан Школа танцев для одаренных детей действовала в СССР до 1949 года.
Наталья ЧЕТВЕРИКОВА, Россия