Мечта Михаила Ильича
В историю советского кино вписаны два «Рома». И оба выдающиеся режиссеры: Абрам Роом (1894–1976) и Михаил Ромм (1901–1971). Разница написания в буквах: два «о» и два «м». Но звучат фамилии одинаково, и режиссеров всегда путали, о каком «Роме» идет речь? Старший по возрасту Роом сказал Ромму: «Молодой человек! Вам надо сменить фамилию, нас путают». Но Миша не согласился: нельзя предавать фамилию. Современной молодежи имя Ромма мало о чем говорит. А когда-то оно гремело.
Михаил Ильич Ромм родился 24 января 1901 года в Иркутске, куда был сослан за участие в революционной деятельности его отец Илья Максимович, уроженец города Вильно. Там, в Вильно, дед кинорежиссера владел типографией. Но отец пренебрег коммерцией и вступил на путь революционной борьбы, хотя профессию имел мирную: врач-бактериолог. Стал марксистом, вступил в ряды РСДРП и бросил все силы на борьбу с царским режимом. Мать Михаила Ромма происходила из интеллигентной петербургской семьи и разделяла взгляды мужа, за что и оказалась вместе с ним в Сибири.
Когда Ромму было 16 лет, грянула революция и уже не надо было бороться с царизмом, а надо было защищать идеалы революции, в чем никаких сомнений у юноши не было. Он дружно распевал со всеми революционно-патриотические песни:
От края и до края,
От моря и до моря,
Берет винтовку
Народ трудовой,
Народ боевой,
Готовый на горе,
Готовый на смертный бой.
Судьба милостиво сохранила Михаила Ромма для кинематографа. Он окончил московскую гимназию, послужил в Красной армии и в 1925 году окончил Высший художественно-технический институт. Учился на факультете скульптуры у Анны Голубкиной и Сергея Коненкова. Будущему кинорежиссеру пригодилось приобретенное чувство пластики. В своих фильмах он уделял особое внимание рельефности лиц. Выразительность кадров — это у Ромма от скульптуры.
Став скульптором, Ромм продолжал искать себя, колеблясь между скульптурой, литературой и театром: эти сферы творчества привлекали его. Он много писал — сценарии, рассказы, новеллы и даже романы, правда, ничего из написанного не печатал. Организовал самодеятельный театральный коллектив. В конечном счете, Ромм выбрал «самое молодое искусство» — кино, искусство синтетическое с притягательным сплавом литературы, театра и пластики.
Первые шаги в кино — сценарии для картин «Реванш», «Рядом с нами», «Конвейер смерти». И работа в качестве ассистента у режиссера Александра Мачерета. К этому времени у ровесников Ромма — Козинцева, Трауберга, Юткевича и Райзмана — было поставлено несколько фильмов. А Ромм как бы их только догонял.
Неожиданно появился шанс, и Ромм им воспользовался: ему предложили снять самостоятельно (и это было главным!) малобюджетный фильм и на весьма жестких условиях. Каких? Картина должна быть немой (для сельской местности, где еще мало звуковых установок), срок написания сценария — две недели, рассчитывать можно только на десять артистов, ни одной массовки, ну и смета крохотная. Ромм не раздумывая принял эти жесткие условия (что можно сказать? «Безумству храбрых поем мы песню!»).
В студии страшно удивились, когда на утро следующего дня Ромм принес заявку на фильм «Пышка». Ее приняли. Немая «Пышка» вышла в 1934 году, и что удивительно — в пору победного утверждения звука. Она оказалась ничуть не хуже звуковых картин. Фильм молодым Роммом (хотя какой молодой: 33 года) был сделан почти мастерски: уравновешенно, гармонично, без всяких перекосов, с умелым монтажом и мягкостью ракурсов; ничего резкого и изощренного, что было характерно для стиля немых фильмов. Короче, экзамен на кинорежиссера Ромм выдержал с честью.
«Я не заканчивал ВГИКа и, по существу, не знал даже, как приняться за постановку картины. У меня были самые смутные представления о работе с актерами, монтаже, о пластической форме фильма. Каждый новый кадр был для меня открытием, и, разумеется, я наделал множество ошибок. Когда я впервые склеил на монтажном столе первый эпизод «Пышки», оказалось, что я совсем не умею монтировать. Я даже не знал, как соединить крупный план со средним. Разумеется, у меня были художественные намерения, но профессиональными знаниями я не обладал. В «Пышке» самым важным для меня было научиться работать в павильоне. В «Тринадцати» — работать на натуре…»
Можно сказать, что Михаил Ромм обучался режиссерскому мастерству в ходе работы над фильмом. С литературной основой картины затруднений не было. Ромм знал французский язык и переводил французских классиков, поэтому ему легко дался сценарий мопассановской «Пышки». Сделанная им экранизация очень близка новелле Мопассана, но при этом он избежал иллюстративности и обычных скороговорок, присущих экранным переложениям большой литературы.
Что увидел зритель? В военное время в придорожной гостинице Нормандии происходит драма выбора. Девять благополучных буржуа, девять так называемых патриотов, озабоченные поставками товаров («Война никогда не мешает торговле»), едут из Руана в Гавр. Десятая пассажирка, застрявшая в гостинице, девица легкого поведения, мадмуазель Руссэ по прозвищу Пышка, кругленькая молодая женщина с великолепными формами. Дорожную компанию задерживает прусский офицер и требует «выкуп». Пышка резко отказывается. Тогда один из буржуа, граф, убеждает ее, что вражеский офицер вправе позабавиться с такой хорошенькой девушкой, каких не найти на его родине. В конце концов, Пышка вынуждена согласиться.
Всем пассажирам дилижанса разрешено ехать дальше и при этом все осуждают поступок Пышки. И кто же патриот в этом сборище случайных людей? Михаил Ромм ставит фильм жестко: с одной стороны, миловидная и добрая Пышка, с другой — уродливые, уныло-пошлые персонажи. В ханжески брезгливой мадам Луазо, блистательно сыгранной Фаиной Раневской (это ее первая роль в кино), угадывается тайная женская зависть и сознание своей женской непривлекательности и неполноценности. В итоге вырисовывается слепок общества, где господствуют холодное своекорыстие и неприглядный эгоизм.
Окрыленный «Пышкой», Ромм взялся ставить «Тринадцать» (1937). Собственно, не взялся, а ему неожиданно предложили. В статье «Как я стал режиссером» Ромм рассказывал, как все произошло: «Меня срочно вызвал тогдашний руководитель кинематографии Борис Шумяцкий. Вместе со мной был приглашен сценарист Иосиф Прут. Ни он, ни я не знали, в чем дело. «Один товарищ, кто именно, не имеет значения, видел одну американскую картину, — сказал Шумяцкий. — Действие происходит в пустыне, американский патруль погибает в борьбе с туземцами, но выполняет свой долг. Картина империалистическая, истеричная, но высказано мнение, что нужно сделать примерно в этом роде о наших пограничниках. Беретесь? Сценарий будете писать вместе». …Я вышел от Шумяцкого несколько ошарашенный. «Беремся?» — спросил я Прута. «А у тебя много других предложений?» Других предложений у меня не было, и я промолчал».
Итак, борьба с басмачами. Пустыня. Бой у артезианского колодца. Горстка красноармейцев вступает в неравную схватку с басмачами. Картина «Тринадцать» наполнена героическим духом 1930-х годов, и ее с энтузиазмом восприняли зрители. Маленькие победы, сначала Хасан, потом Халкин-Гол. И песня:
Звучите, оркестры, играйте, баяны,
В далеких и близких советских краях,
Мы песню поем о героях Хасана,
О славных победах, о жарких боях.
Кино, песни, стихи, книги. Социальный заказ. И Ромм оказался на высоте. Тут же последовал новый заказ, и какой: сделать дилогию фильмов о Ленине. И в ударные сроки. На дворе — 1937–1938 годы, годы Большого террора. А Ромм создает в своих фильмах «Ленин в Октябре» и «Ленин в 1918 году» образ вождя, насквозь мифологический: Ленин благостный, заботливый, добрый. Роль Ленина в роммовских фильмах сыграл актер Театра им. Е. Вахтангова Борис Щукин, сыграл не Ленина-политика, а Ленина-человека. И зрители 1930–1940-х годов с восторгом встретили вождя мирового пролетариата на экране, как живого человека. Если использовать термин теоретика кино Андре Базена, то Ромму удалось «забальзамировать» то время поклонения, восхищения и восторга перед Лениным. В наши дни этот образ воспринимается иначе (для продвинутых зрителей, по крайней мере), как чересчур высветленный, фальшивый и ходульный. Но тогда…
Ленинские фильмы выдвинули Михаила Ромма в первые ряды советского кино, одарили его славой и осыпали всевозможными наградами. Юлий Райзман вспоминал о Ромме: «Мы были с ним друзья и соседи по квартире. И я помню, как он бежал по лестнице и кричал: “Я получил орден Ленина — меня теперь не посадят!„»
Да, избежал репрессий. Да, лукавил, ставил фильмы о Владимире Ильиче. Но кто может бросить в них камень? Мифология — не преступление. Позднее Михаил Ромм не раз признавался в том, что поставил свои фильмы
«Ленин в Октябре» и «Ленин в 1918 году» в годы террора. Незадолго до кончины Михаил Ильич поведал друзьям о явившемся ему откровении: «Мне приснилось, что я умер, меня уже нет, и умер я, проживши какую-то плохую, неверную жизнь, делал много ошибок — много было дурного и печального. И вот я умер и мертвый разговариваю с Б-гом и прошу, чтобы мне разрешили еще раз родиться на свет, говорю, что на этот раз я не сделаю ошибок, буду жить правильно, буду тверд духом, буду жить верно и больше не допущу ни слабости, ни ошибок».
По Ромму, его главные ошибки, а скорее, заблуждения, как дань тому времени, два фильма о Ленине. Но главное: Михаил Ильич никого не предавал, ни на кого не доносил и с годами все больше превращался если не в диссидента, то, по крайней мере, в инакомыслящего, идущего порой в разрез с официальной линией партии и государства.
Однако вернемся непосредственно к кино. Сталинские времена были тяжелыми для всех киноработников: давила цензура, придавливали запреты, нельзя было сделать ни шагу в сторону. А Ромм чуть наивно полагал, что после «двух Ленинов» ему позволят всё. Нет, не позволили. Режиссер хотел продолжить эпическую линию и поставить фильм о Суворове. Но картину не пустили в производство. И тогда Ромм обратился к частной теме, к «Мечте».
«Мечта», признавался Ромм, «одна из любимых моих картин». В этом фильме режиссер представил коллективный портрет, своего рода срез с общества, где у каждого есть своя мечта: стать богатым, иметь успех, выйти замуж, купить лошадь с экипажем и т. д. Каждый стремится к мечте, но никто ее не достигает.
В «Мечте» Ромму удалось создать прекрасный актерский ансамбль. В центре картины — образ Розы Скороход (блистательная работа Фаины Раневской): сварливая, желчная, суровая женщина, знающая точную цену всему белому свету. И она говорит «вечной невесте» (Аде Войцик) по поводу составления брачного договора: «Так не пишут, но так думают!..» Сына Розы воплотил на экране Михаил Болдуман: неудачливый художник, ставший слесарем-лудильщиком. Еще один лузер — извозчик Янек (Ростислав Плятт), наивный и восторженный человек, чистый, как ребенок. А еще запомнился захолустный павлин, жиголо, величественный и жалкий одновременно в исполнении Михаила Астангова. Ну и глупенькая деревенская девушка Анна (Елена Кузьмина). Проницательные критики заметили, что «Мечта» снята в стиле итальянского неореализма, которого в 1939 году еще не было. Его предвосхитил Михаил Ромм.
Судьба «Мечты» оказалась не очень удачной. Последний день перезаписи звука выпал на ночь с субботы 21 июня на воскресенье 22 июня 1941 года. «Мы закончили перезапись в 8 утра, — вспоминал Ромм. — Был ясный солнечный день. Мы поздравили друг друга с окончанием работы, а через 3 часа я узнал о нападении фашистской Германии на Советский Союз. Картина была отложена. До 1943 года я ее показывал только отдельным товарищам. А когда наши войска вышли к западным границам и пошли дальше, картину скромно выпустили на экраны. После бурного успеха ленинских картин мне было немного грустно. Но я рад, что сделал «Мечту»…»
Эту «просто картину» увидел писатель Теодор Драйзер в компании с президентом США Рузвельтом. Он высоко оценил социальный характер «Мечты» и особенно выделил игру Раневской.
Юрий БЕЗЕЛЯНСКИЙ, Россия
Окончание следует
Комментарии:
Добавить комментарий:
Добавление пустых комментариев не разрешено!
Введите ваше имя!
Вы не прошли проверку на бота!