Musica Viva

Нога Чернякова ступит в Большой театр

Большой театр открывает 240-й сезон. Сама цифра вызывает гордость, тем более что многое здесь передается одним поколением другому из рук в руки! И в отсутствии профессионализма Большой могут обвинить только совсем уж въедливые критики, и то в частных случаях. 

Пресс-конференцию по планам на сезон ждали долго и напряженно. Ведь до сих пор директор Владимир Урин и главный дирижер Туган Сохиев вынуждены были в основном выполнять планы своих предшественников. Теперь же они предъявили свое собственное творческое и организационное лицо. Ошеломительно ярким оно не показалось.

«Иоланту» Чайковского мы увидим на Исторической сцене в октябре в новой постановке Сергея Женовача. Трогательный сюжет о незрячей принцессе этому режиссеру, кажется, очень подходит, однако музыкальные спектакли не всегда поддаются даже лучшим мастерам драматического театра — слишком много привходящих. В любом случае это будет событие, ведь дирижером объявлен выдающийся интерпретатор русской классики Владимир Федосеев, который в тот же вечер исполнит сюиту из балета «Щелкунчик». Почему Федосеев так редко выступает в Большом — загадка века.

На Новой сцене «Роделинду» Генделя представит дирижер Кристофер Мулдс в постановке Ричарда Джонса. Здесь точно традиционного не жди: обещают «смесь триллера в стиле нуар и сюрреалистичной черной комедии». Смеяться или плакать — пока непонятно.

Или я чего-то не понимаю, или прошла мода на оригинальную, вызывающую оперу Шостаковича «Леди Макбет Мценского уезда», запрещенную в 1936 году. Большой берет второй ее вариант — автоцензурированную «Катерину Измайлову» (1962). Сохиев говорит, что поражен совершенством музыки. А я с болью вспоминаю, как великий Ростропович боролся за возвращение на советскую сцену именно первой редакции, и ее блистательное исполнение в Большом зале консерватории под управлением Мстислава Леопольдовича, которое он посвятил 60-летию ее запрещения! Об этом стоит поразмышлять, время заставляет. Режиссер «Катерины Измайловой» — Римас Туминас.

«Дона Паскуале» Доницетти уже весной 2016 года поставит Тимофей Кулябин, так прогремевший в этом году запрещенным «Тангейзером» в Новосибирске. Там летели головы! Кулябин — тоже из драматического театра. Кто видел «Тангейзера», остался разочарованным в концептуальных и художественных достоинствах подновленного Вагнера. Однако надо отдать должное директору Владимиру Урину: он не отменил своих давних договоренностей с 30-летним режиссером и, несмотря на весь скандальный «тангейзергейт», подтвердил, что постановка остается в планах.

Балеты Большого в 240-м сезоне — возобновление на Исторической сцене «Дон Кихота» Минкуса, «Вечер современной хореографии», включающий «Симфонию псалмов» Иржи Килиана, и «Ундина» на музыку Х.-В. Хенце в постановке Вячеслава Самодурова.

Некоторые вещи на пресс-конференции поразили. Как, например, Сохиев мог ляпнуть, что в России только один оперный режиссер — Дмитрий Черняков? Интересно, а кто же у нас тогда получивший мировое признание Дмитрий Бертман? А Александр Титель, Георгий Исаакян? Разве то, что они по праву руководят театрами, перечеркивает для них возможность ставить в Большом?

Остается только вспомнить, что год назад на мой вопрос «Будет ли приглашен в Большой для постановки Дмитрий Черняков?» Урин во всеуслышание ответил: «Я не исключаю возможности его работы в Большом, если это будет материал, подходящий Большому театру с нашей точки зрения». Как-то все-таки Сохиеву и Урину надо договориться между собой. А то получается, что для первого Черняков недосягаем из-за своей всемирной славы; второй же посматривает на режиссера свысока.

Хорошая новость: восстанавливается «Евгений Онегин» Дмитрия Чернякова. Кому-то этот спорный спектакль просто поперек горла, а в мире он имел огромный успех.

Так что, может быть, пусть бы Черняков поставил в Большом то, что подходит и ему? Вот было бы счастье, особенно судя по скудным планам театра. Главное сейчас, что замечательный режиссер для работы над «Онегиным» вообще переступит порог Большого. Глядишь, на чем-нибудь сойдутся.

Конкурс имени Чайковского

Как обойтись без скандалов

Давка, которая наблюдалась у Московской консерватории уже ко второму туру XV Международного конкурса им. Чайковского, говорила сама за себя. У входа стояли толпы, а у спекулянтов билеты по 250–300 рублей шли за тысячу.

Пианистическая часть конкурса во многом определяет его лицо. И в этом году она была сильна как никогда, только закончилась пшиком.

Впервые за всю историю конкурса накануне прошли живые отборочные прослушивания: 56 пианистов играли по 20 минут свои коронные номера, а судило их потрясающее жюри: Борис Березовский, Питер Донохоу, Барри Дуглас и Александр Торадзе, мэтры с мировым именем и безупречной репутацией (они вошли и в большое, основное жюри).

Борис Березовский, на наше счастье, вот уже два года как вернулся в Россию и дает невероятные концерты, блистает своим особым, умным мастерством. Его легкий характер, остроумие, чутье на свежие таланты в конце концов вывели наш пианистический конкурс из академической скуки и, думаю, предотвратили парочку скандалов.

На XV конкурсе со страшной силой столкнулись рутина, к которой формально невозможно придраться, и вызывающая оригинальность, мгновенно дающая почувствовать душу композитора, проникнуться его восторгами и разочарованиями.

Андрей Коробейников впервые в истории конкурса устроил крупный перформанс: выйдя на сцену, он явно неохотно, без пауз, отыграл «обязательную программу», а затем, выдохнув, представил глубокую, продуманную, выстраданную версию последней, 32-й сонаты страдальца Бетховена. Некоторые члены жюри извертелись от возмущения. Хотя, полагаю, оно никоим образом не должно болезненно реагировать на оригиналов. Да хоть бы босиком кто вышел. Или в шляпе. Ваше дело слушать, господа, особенно за гонорар, который страшно назвать. Но на второй тур Андрея, конечно, не пустили.

Другим ярким пятном конкурса, совсем иного свойства, стал 24-летний француз Люка Дебарг. О нем сразу пошли самые невероятные слухи: что он, мол, до 20 лет вообще не играл на рояле; что он брошенный родителями сиротка (ох и любят это старушки!); что никогда в жизни не играл с оркестром… В общем, такой Каспар Хаузер музыкального мира!

Конкурс бесконечно транслировался в Интернете, и во время потрясающего исполнения Дебаргом «Призраков ночи» Равеля кто-то прокомментировал: «Мне так жутко, что я вышла в прихожую посмотреть — нет ли там кого». Моцарт у Дебарга был не засушенный аутентичный и не школьно-среднеарифметический, а легкий, с перепадами из радости в горесть, беззаботный, но с падениями в пропасть отчаяния. К тому же с собственными стильными каденциями (вставными сольными фрагментами) исполнителя.

И вот сюрприз: Люка оказался учеником Рены Шерешевской, ученицы Льва Власенко, работающей во Франции. А она — сокурсницей и подругой Ксении Кнорре, матери другого конкурсанта, Лукаса Генюшаса, представлявшего легендарную московскую школу, но без ярких отклонений в индивидуальность. Так впервые на конкурсе появилось имя Лука, более того — два Луки. Не похожих, как снежинка — на бриллиант тонкой огранки, как стрекоза живая — на изделие венецианского стекольщика.

Ни один, ни другой не победил. Дебарг оказался уязвим в 3-м туре с оркестром (IV премия); Генюшас выглядел тривиально (II премия). А первую премию получил очень симпатичный Дмитрий Маслеев, на котором все сошлись потому, что давать ее оказалось решительно некому. Наше «самое авторитетное» жюри, которому довелось судить мощнейший конкурс, в очередной раз довычислялось.

Наталья ЗИМЯНИНА, Россия