От терской походной до еврейской партизанской

Вскоре, однако, выяснилось, что никто из создателей «Сынов трудового народа» не пострадал, и даже нашлись счастливчики, успевшие его посмотреть – дело было еще в начале мая. Правда, фильм, точно так же, как ноябрьская пластинка, через какое-то время исчез с экранов, и - как позже выяснилось - навсегда. И хотя власти в свойственной им манере никаких объяснений случившемуся не дали, вскоре почти все прояснилось.
«Сыны трудового народа» - полнометражная документальная лента, рассказывающая о грандиозных военных учениях Красной Армии, которые проходили в начале осени прошлого, 1936 года, в Белорусском военном округе. За учениями наблюдало все армейское руководство – нарком Ворошилов, его первый заместитель Тухачевский, начальник генштаба Егоров, маршал Буденный и другие известные военачальники. Присутствовали даже приглашенные иностранные наблюдатели из Франции, Великобритании и Чехословакии. Руководил маневрами Уборевич, командующий Белорусским военным округом. Немаловажную роль в учениях сыграла 6-я казачья кавалерийская Кубанско-Терская Чонгарская дивизия имени Буденного (свое новое, «казачье» наименование она получила в апреле 36-го в связи с образованием в СССР казачьих воинских частей), действовавшая на стороне “восточных” (наших) против “западных” (немецко-польских агрессоров). Ее-то умелые действия как раз и сопровождала песня в исполнении Леонида Утесова, имевшая  первоначальное название  «Терская походная»:

То не тучи - грозовые облака
По-над Тереком на кручах залегли.
Кличут трубы молодого казака.
Пыль седая встала облаком вдали.

Беда для фильма заключалась в том, что в отдельных эпизодах то и дело мелькали Тухачевский и Уборевич. Оба были арестованы в конце мая 37-го и уже в июне приговорены к смертной казни как изменники родины. Какое-то время фильм, очевидно, шел с вырезанными неугодными кадрами, но потом потихоньку с проката был снят, хотя официально не запрещен. Подобных “проколов” в то время было немало, но власть избегала громких разоблачений по каждому случаю, так что «Сыны трудового народа» тихо перешел в состояние небытия. А все то, что в СССР считалось не существующим, официальному упоминанию не подлежало. Поэтому спохватившийся в ноябре 37-го Главрепертком не только заменил утесовскую пластинку с песней из фильма на другую, не упоминавшую о фильме, но на всякий случай и название песни еще раз изменил: из «Терской походной» она сначала превратилась в «Казачью», а затем в «Казацкую». Похоже, как умели, заметали следы фильма.
Итак, с пластиночным “фокусом” Главреперткома, неугодным фильмом и переименованиями песни все как будто бы прояснилось. Неясным для тогдашних поклонников Утесова оставался слишком большой временнóй разрыв между созданием песни (осень 36-го) и выходом тиражной пластинки (ноябрь-декабрь 37-го). Боюсь, что и большинству сегодняшних любителей советского песенного ретро нелегко с этим разобраться. Что ж, попробуем это сделать.
Начнем с того, что до выхода фильма (начало мая 1937-го) Утесов, по негласной договоренности с высокопоставленными заказчиками песни (Ворошиловым и Буденным) не мог представить ее публике ни в каком виде. Картину монтировали и согласовывали в инстанциях довольно долго, но к празднованию Первомая выход документальной новинки на экраны был твердо обещан, и в апреле 37-го Утесов включил «Терскую походную» в подготавливаемую им концертную программу джаза, которая стартовала 19 мая в Ленинградском мюзикхолле. Песня прозвучала в первом отделении – «Песни моей родины». Второе называлось «Песни и музыка Запада». В июле Утесов привез свою программу в Москву, где в течение нескольких вечеров выступал в Летнем театре ЦДК Красной Армии. Там «Терская походная» звучала вместе с другими новинками: «Два друга», «Гренада», «Сулико», «Родная», «Все хорошо, прекрасная маркиза».
Но вот что интересно: поэт-песенник Наум Лабковский, опубликовавший 19 июля в «Вечерней Москве» в целом доброжелательный отзыв об утесовской программе, почему-то ни словом не обмолвился о яркой казачьей новинке на стихи Алексея Суркова из фильма «Сыны трудового народа». Не являлось ли это косвенным свидетельством, что документальная лента исчезла из проката, и опытный автор почел за благо не упоминать о песне из подозрительной кинокартины? К счастью, Утесов не смутился (не исключено, что получил одобрение Ворошилова, патриотично воспетого Сурковым в «Терской походной») и включил песню в заявочный список из 12 произведений, предназначенных для записи грампластинок. 
К сожалению, по какой-то причине Главрепертком притормозил песню Соловьева-Седого на стихи Алексея Чуркина «Казачья кавалерийская», которая должна была увенчать оборотную сторону пластинки с «Терской походной». Подобрать ей замену артисту то ли не предложили, то ли слишком долго на сей счет раздумывали. Все кончилось тем, что не нашли ничего лучшего, как разместить на свободной стороне «Песню Чапаева» в исполнении Ирмы Яунзем. Эта история заметно задержала выход пластинки с «Терской походной», переименованной к этому времени в «Казачью песню». 
В июне 39-го, когда Утесову предложили перепеть ее для новой пластинки (что он, разумеется, тотчас сделал), песню переименовали еще раз – теперь она называлась по первой строке – «То не тучи грозовые облака». Даниил Покрасс вернулся в число авторов музыки, а музыкальный коллектив существенно повысил свой статус, сделавшись Государственным джаз-оркестром РСФСР под управлением Л. Утесова. Заметно повысила свой статус и вспоминаемая песня – пластинка с ней многократно переиздавалась, а в сентябре 39-го зазвучала в качестве строевой, сопровождая 6-ю казачью кавалерийскую Кубанско-Терскую Чонгарскую дивизию имени С. М. Буденного во время так называемого освободительного польского похода Красной Армии. Звучала она и на концертах артиста, и по радио, не раз выходила в нотах. Вскоре после войны вышел еще один пластиночный тираж.
И вдруг в 1949 году произошла досадная, в первую очередь для тогдашней власти, осечка. В Москву с гастролями приехал верный друг Советского союза темнокожий американский певец Поль Робсон. На одном из концертов он неожиданно для устроителей спел «Песню Варшавского гетто». Половина текста прозвучала по-английски, половина на идиш. Конечно, мало кто из гостей концерта понял, что это был знаменитый марш еврейских партизан “Зог нит кейнмол” (Никогда не говори”) на стихи узника виленского гетто поэта-антифашиста Хирша Глика, трагически погибшего в 1944 году после побега из концлагеря Готфилд на территории Эстонии. Это стихотворение, положенное на ставшую к тому времени широко известной в Литве мелодию «Терской походной», сделалось официальным гимном Объединенной партизанской организации Виленского гетто. К концу войны “Зог нит кейнмол” знали и пели практически все участники еврейского сопротивления. Мелодию, на которую Поль Робсон пел свою интерпретацию еврейского партизанского гимна, московские слушатели, конечно, узнали, но им было не до радости – в стране разворачивалась антисемитская компания, идиш находился под фактическим запретом. ”Дерзость” американского певца привела к тому, что его отношения с официальными властями СССР были на какое-то время испорчены. Что же касается еврейского партизанского гимна, то, хотя стихотворение Хирша Глика вполне достойно переводилось впоследствии на русский язык, но в качестве песни никогда ни на идиш, ни по-русски в СССР не исполнялось и не записывалось.
Впервые я услышал эту песню в 90-е годы минувшего века, когда эмигрировавшая в 70-е годы в США приятельница привезла мне оттуда компакт-диск певицы Сары Горби под названием «Les inoubleables chants du ghetto» (Незабываемые песни гетто), выпущенный французской фирмой Arion в 1989 году. Это было одно из многочисленных переизданий ее знаменитой долгоиграющей пластинки «Songs of the Ghetto. Years of Despair Sung in Yiddish by Sarah Gorby» (Песни гетто: Годы отчаяния, исполненные на идише Сарой Горби). Philips: USA, 1966. Во Франции, где в то время проживала и концертировала певица, за свою выдающуюся работу она удостоилась Grand Prix du «Document historique» Академии Шарля Гро. Это было уникальное собрание песен еврейского сопротивления и трагических событий Холокоста, спетых на языке подлинников. Музыкальное прочтение материала, аранжировка, оркестровое исполнение (оркестр Жака Ласри) были выполнены на высочайшем уровне. Пение Сары Горби я бы назвал вершиной ее вокального искусства. «Zog nit keynmol» на музыку Дмитрия Покрасса был записан на диске под четвертым номером, за ним следовала «Rivkele, di shabesdike» (песня о трагическом конце Белостокского гетто). Всего Сарой Горби было собрано и увековечено 12 воистину незабываемых песен. Надо ли говорить о том, что ее работа, многократно переизданная и высоко оцененная во многих странах мира, ни в СССР, ни в Российской Федерации никогда не выходила и в продажу не поступала. 
В заключение несколько слов о мелодии вспоминаемой песни. Разумеется, ничего казачьего в ней, как, впрочем, и в утесовской интерпретации, нет и в помине. Дмитрий Покрасс привычно использовал типично еврейские гармонии, знакомые ему по киевскому Подолу, где в детстве, с младшим братом, он успешно подрабатывал в качестве уличного скрипача. Что ж удивительного, если еврейские узники, бежавшие из виленского гетто и образовавшие партизанский отряд, подбирая мелодию к стихам Хирша Глика, обратились к этой несложной и близкой им по духу мелодии? Она, можно сказать, нашла свою поэтическую родину. А та ее обессмертила. 
Николай ОВСЯННИКОВ