Индийский гость и еврейский скрипач

Признаюсь, мне и раньше не верилось в подлинность дошедшего до нас мотива царского решения: либретто Римского-Корсакова и его исключительно талантливого соавтора Владимира Бельского скучным никак не назовешь, а музыку «Садко» Николай и вовсе не слышал. И вот, после прочтения интереснейшего исследования Михаила Пащенко «Сюжет для мистерии: Парсифаль – Китеж – Золотой петушок» (М.– СПб., 2018), я наконец убедился, что главной причиной царского отказа ставить «Садко» на императорской сцене было – не спешите удивляться! – имя главного героя, давшего название опере. Чем, - спросите вы, - симпатичный персонаж новгородских былин мог не угодить царю? Предоставляю слово М. Пащенко: «Само имя главного героя – Садко – тогдашние филологи, начиная с П. А. Бессонова, согласно производили от еврейского “Цадок” (праведный), что указывало на след новгородских жидовствующих <…>. В финале «Садко» Бельский представлял себе картину земного рая из “Послания” (1347) новгородского архиепископа Василия (Калики). В эпоху, когда сочинялась опера, это послание послужило Н. С. Тихонравову* отправной точкой для исторической иллюстрации распространения ересей и апокрифических книг в ХIV веке в ходе импорта из Германии в Новгород учений хлыстов и опять же жидовствующих». 
Учение, названное последним, было результатом религиозного движения иудейского толка, захватившего высшие круги русской духовной и светской власти. Его основателем принято считать прибывшего в Новгород в 1470 г. в свите литовского князя Михаила Олельковича некоего Схарию — астронома, астролога, математика и врача. Схария, скорее всего, не был ортодоксальным иудеем, а являлся приверженцем каббалы. Своей ученостью он произвел на новгородских интеллигентов сильное впечатление. Его умение объяснять мир с естественно-научной точки зрения заронили у тамошних вольнодумцев первые зерна сомнения. И, как говорится, пошло-поехало…
Пришедшиеся как раз на последнее царствование открытия русских ученых о едва ли не кровной связи героя новгородских былин с иудейскими праведниками и интеллектуалами, некогда посеявшими в русских душах семена ужасной ереси, не могли известным образом не повлиять на царя, и без того не питавшего добрых чувств к своим еврейским подданным. Эту “биохимическую” позицию, во многом унаследованную им от отца, императора Александра III, наилучшим образом иллюстрируют законодательные и административные меры, принятые в годы их царствований в отношении евреев, чем-то не угодивших двум последним Романовым. Вот несколько примеров. В 1890 г. принято Постановление, лишившее евреев права участия в земских избирательных собраниях и съездах. В 1893 г. из черты оседлости была исключена Ялта (ясное дело, евреям там делать нечего). В 1897-м отменено право жительство в Москве и губернии лицам иудейского вероисповедания, изучавшим фармацию, фельдшерское и повивальное искусство. На следующий год полностью запрещены приезд и водворение в Сибири любых евреев, в т. ч. имевших право жительства вне черты оседлости. В 1900-м запрещено вносить потомственных дворян из евреев (были и такие!) в губернские дворянские родословные книги. В течение 1908-1911 гг. приняты акты, ограничивающие численность евреев в учебных заведениях. И так далее и тому подобное, вплоть до массовых депортаций из приграничных районов в годы Первой мировой войны. 
Что ж удивительного, что оперу гениального русского композитора на сцену Мариинки царь не допустил. Или - что лично отменил решение объединенного заседания отделения русского языка и словесности Императорской академии наук об избрании в ее почетные члены самого энергичного защитника евреев писателя Максима Горького. Но зато низкопробную юдофобскую фальшивку о “сионских мудрецах” прочел с большим интересом, заключив: “Вот вся революция откуда, вот вся революция 1905-го года, вот где рука руководящая и направляющая”, а затем надписал: «Нет никаких сомнений в подлинности «протоколов». 
В отличие от царя, тогдашней русской публике опера Римского-Корсакова скучной не показалась и даже очень понравилась. Постановка в Москве с декорациями Константина Коровина имела громадный успех. В ней, начиная с 4-го спектакля, в роли Волховы блистала сопрано Надежда Забела, партию Варяжского гостя исполнял Федор Шаляпин. «Садко» стала одной из самых репертуарных опер композитора, в том числе за пределами России. Так, в 1930-м она с успехом прошла в нью-йоркской Метрополитен–опера, дирижировал выдающийся итальянский маэстро Туллио Серафин.
Артисты - как певцы, так и музыканты еврейского происхождения - не могли не почувствовать в произведении с таким названием и сюжетом (мечты героя о богатстве, его необычайная музыкальность, долгие странствия, несчастливый жребий, семейное счастье как награда за испытания – чем не типично еврейская судьба?) что-то очень близкое. Пленительная музыка «Садко» (особенно воистину волшебная Песня Индийского гостя из 4-й картины) на протяжении многих лет вдохновляла целую галерею еврейских знаменитостей. Выдающийся оперный тенор Александр Давыдов (Левинсон) постоянно пел и записал на пластинку фирмы «Граммофон» Хороводную песню Садко, знаменитый бас Лев Сибиряков (Спивак) – Песню Варяжского гостя. Тенор Андрей Маркович Лабинский – на пластинке той же фирмы одним из первых увековечил Песню Индийского гостя. В советское время Песню Варяжского гостя великолепно исполнял и дважды увековечил на пластинках Марк Осипович Рейзен (в 1933 – под фортепиано, в 1948 – в сопровождении оркестра). В 1937-м ее же записал на пластинку Апрелевского завода солист Ленинградского театра оперы и балета им. С. М. Кирова Борис Матвеевич Фрейдков. В веймарской Германии великий австрийский тенор еврейского происхождения Рихард Таубер (1891-1948) на пластинке фирмы «Одеон» оставил (по-немецки) совершенно потрясающую интерпретацию Песни индийского гостя в сопровождении фортепиано и скрипки. 
Не знаю, она ли вдохновила скрипача, выступавшего в те же годы в Германии, или все происходило наоборот, но, к счастью, на пластинке немецкой фирмы «OKORD» сохранилась великолепная скрипичная интерпретация Песни индийского гостя. В качестве солиста выступил Йозеф Вольфсталь, которому аккомпанировал оркестр Берлинский государственной оперы.
Йозеф родился в 1899 году в Вене в музыкальной еврейской семье выходцев из Галиции. Его первым учителем игры на скрипке был отец – отличный музыкант и преподаватель. С 10-летнего возраста он в течение 6 лет обучался у знаменитого австро-германского маэстро Карла Флеша (1873-1944), после чего начал самостоятельную концертную деятельность. Его дебют состоялся 7 апреля 1916 года в Берлинской филармонии. Он исполнил Концерт для двух скрипок ре-минор Иоганна Себастьяна Баха. 
Выдающиеся творческие успехи в 1928 г. привели Йозефа в Берлинскую музыкальную академию музыки, где в течение 3-х лет он преподавал скрипичное мастерство. Одновременно работал концертмейстером оркестра Берлинской государственной оперы. В 1928-м маэстро осуществил премьерное исполнение скрипичного концерта австрийского композитора Карла Вейгля. Йозеф был также участником выдающегося струнного трио с виолончелистом Эммануэлем Фейерманом и альтистом и композитором Полом Хиндемитом. Его “захватывающее дух мастерство”, к сожалению, успели увековечить (включая Song of India) лишь на нескольких граммофонных пластинках, поскольку зимой 1930-го он жестоко простудился, заболел воспалением легких и скончался в возрасте 31 года, войдя в историю скрипичного искусства как один из талантливейших учеников легендарного Карла Феша.
Трагически короткие жизни дарований такого масштаба редко обходятся без чудес. Вот и в рассказанной истории индийский гость из русской оперы в межвоенном Берлине встретился… с еврейским скрипачом. Ну, не чудо ли? 
Николай ОВСЯННИКОВ

* Николай Саввич Тихонравов (1832—1893) – русский филолог, археограф, историк русской литературы, ректор Московского университета.