Неудачник

В городе Яссы, где жил Цви-Гирш, над ним за спиной подтрунивали, а в лицо кланялись. А как по-иному относиться к богобоязненному знатоку Торы, влачащему жалкое существование?
Цви-Гирш относился к бедности со сдержанным спокойствием. 
– Кто богат? – повторял он жене слова из «Поучений отцов», – тот, кто доволен своей долей. 
Хася грустно смотрела на мужа и повторяла:
– Конечно, я довольна, очень довольна, только скоро зима, сапоги у мальчиков совсем прохудились, а девочкам не мешало бы купить новые шерстяные платки.
– Своя доля, – пояснял Цви-Гирш, – это не только достаток, но и здоровье, и хорошие дети, и тепло в семье. Разве нам с тобой чего-нибудь из этого не хватает? Неужели ты готова пожертвовать чем-нибудь в обмен на достаток?
– Ты прав, Цви, – соглашалась Хася. – Здоровьем Б-г нас не обидел, дети, хвала Всевышнему, замечательные, живем мы с тобой душа в душу. Но когда младшенький просит за ужином еще кусочек хлеба, а мне нечего ему дать, сердце разрывается на части. 
– Хорошо, хорошо Хася, – успокаивал жену Цви-Гирш, – есть у меня одна задумка, завтра попробую ею заняться.
Но Хася лишь тяжело вздыхала, хорошо зная, чем заканчиваются задумки ее мужа.
Друзья много раз советовали Цви-Гиршу навестить Ружинского ребе, знаменитого чудотворца и попросить его изменить судьбу. Но ребе жил далеко от Ясс, на поездку всегда не хватало денег. И хоть Цви-Гирш каждый год искренне собирался отправиться к чудотворцу, у жены всякий раз находились куда более важные поводы для трат.
– Ружинер, несомненно, великий праведник, но где слыхано, чтобы человек мог изменить предначертание Всевышнего? – возражала рациональная Хася. – А вот если мы не заплатим меламеду, мальчики не смогут ходить в хейдер, и это действительно изменит их судьбу. 
– Разве ты не знаешь: цадик велит, Небеса исполняют, – возражал Цви-Гирш, но на каждое его слово у Хаси находились двадцать два возражения. 
И вот случилось, что Ружинер сам приехал в Яссы. Цви-Гирш хотел прийти к дому, в котором праведник будет принимать посетителей, с самого утра, чтобы оказаться в числе первых, но, как обычно, опоздал. Улица уже была запружена евреями, трое полицейских, специально нанятых попечительским советом, нещадно наводили порядок. В руках, для устрашения особо ретивых нарушителей, они держали толстенные хлысты, которыми то и дело оглушительно щелкали. 
Окинув взглядом толпу, Цви-Гирш понял, что до праведника его очередь не дойдет, а это значит… ах, да что тут говорить, он упустил свой единственный, возможно последний шанс выбиться из нищеты. И тогда с отчаяньем человека, которому нечего терять, он обогнул очередь и стал энергично втираться внутрь у самого крыльца. 
Завидев нахала, полицейский поднял хлыст и велел нарушителю немедленно вернуться в хвост очереди, но Цви-Гирш сделал вид, будто это относится к кому-то другому. Полицейский еще раз выкрикнул приказ, а затем без колебаний хватил нарушителя хлыстом по руке 
Цви-Гиршу показалось, будто его огрели каленым железом. Взвыв от боли, он сразу выскочил из очереди. Рукав капоты был порван, из разрыва сочились капельки крови. Рука горела невыносимо, ни о чем другом невозможно было думать. Повернувшись и глотая слезы, больше от обиды и унижения, чем от боли, он пошел домой.
Хася, причитая от ужаса, помогла ему раздеться, омыла рану теплой водой и бережно перевязала чистой тряпицей. Но спустя час рука распухла и стала багровой. Что говорить, прошли полторы недели, пока Цви-Гирш пришел в себя и смог вернуться к работе. 
Ружинский ребе оказался в Яссах вовсе не случайно. Примерно за месяц до его приезда в городе стали умирать маленькие дети. Поначалу никто не увязывал одну смерть с другой, но, когда похороны начались чуть ли не каждый день, стало понятным: речь идет об эпидемии. В те годы причину любой болезни искали в духовных прегрешениях, отступлении от заповедей Торы. Сегодня, с высоты двадцать первого века многим такой подход кажется примитивным, а его адепты замшелыми фанатиками. Но что удивительно – он работал!
Вы спросите, почему же в наше время не практикуют такой способ лечения? По той причине, что физическое проявление духовного дефекта становится заметным лишь у тех, кто достиг высокого уровня. У таких людей функции тела более чувствительны к изменению духовного состояния. С этой точки зрения двадцать первый век существенно деградировал по сравнению с девятнадцатым. Для излечения нашим прадедушкам достаточно было исправить свои поступки и раскаяться, нам же нужны сложные процедуры и хитроумные лекарства.
Как только в Яссах поняли, что речь идет об эпидемии, раввины всех общин собрались и начали выяснять причину недуга. Как и во всяком большом городе в Яссах жили сторонники ортодоксального раввинского иудаизма и хасиды, сефарды и ашкеназы. Кроме того, у каждой конфессиональной группы были свои синагоги: портных, каменщиков, бондарей, столяров и плотников, даже рубщиков кошерного мяса. И как водится у евреев, отношения между прихожанами разных синагог оставляли желать лучшего. Именно эти беспочвенные распри раввины и назвали причиной смерти детей. 
Но как положить начало примирению? Ведь ссоры длились годами, накопилось много обид, раздражения и даже злобы. Нужно было найти кого-то, кто смог бы утихомирить враждующие стороны.
После многочасового обсуждения выход был найден, раввины решили обратиться к ребе Аврому-Довиду из Бучача, знаменитому хасидскому праведнику, который прославился не только, как чудотворец, но и как один из главных законоучителей поколения. К его постановлениям были готовы прислушаться все.
Тем же вечером в Бучач отправилась делегация, в которую входили представители самых крупных общин. Путь неблизкий, три с половиной сотни верст, ехали всю ночь без остановки, ведь каждый лишний день приносил новые могилки на еврейском кладбище Ясс.
Делегацию пропустили без очереди, обойдя десятки дожидавшихся хасидов: нужды целого города важнее личных, пусть даже очень важных проблем.
Ребе немедленно согласился и велел служке начать сборы в дорогу. Обрадованные посланцы вышли в приемную и один из них, человек недалекий, не сдержал радостного восхищения. 
– Я был уверен, что ребе пойдет нам навстречу! – вскричал он, широко улыбаясь. – Нет ни малейших сомнений, что он сможет остановить эпидемию, а это принесет ему немалую славу и щедрые пожертвования.
Не успел он договорить, как дверь в комнату праведника сама собой распахнулась, и приемную наполнил голос ребе.
– Прошу членов делегации из Ясс немедленно вернуться.
Посланцы, чуя недоброе, вошли в комнату и, переминаясь с ноги на ногу столпились перед креслом, в котором сидел ребе Авром-Довид.
– Если поездка в Яссы принесет мне славу и деньги, я отказываюсь от этого ущерба, – сказал цадик тоном, не допускающим возражений.
Посланники покраснели и потупились. Одна неловкость неумного человека испортила такое важное дело. Дело жизни и смерти.
Цадик услышал их мысли и добавил:
– Поезжайте в Ружин, к ребе Исроэлю. Он защищен от ущерба, наносимого славой и деньгами. Уверен, что цадик откликнется на вашу просьбу.
Так Ружинский ребе оказался в Яссах. За несколько дней он сумел уладить все споры, помирить старых недругов. Эпидемия пошла на спад и спустя неделю полностью прекратилась.
История с рукой Цви-Гирша очень огорчила праведника. Он тут же благословил беднягу на полное выздоровление и несколько раз осведомлялся о его самочувствии. Перед отъездом из Ясс ребе благословил Цви-Гирша на возвращение к хорошему заработку.
– Ха, – подумал Цви-Гирш, когда ему передали слова Ружинера, – что имел в виду цадик, говоря о возвращении? Знал бы он, что мне некуда возвращаться, я сроду хорошо не зарабатывал!
С другой стороны, – продолжил размышлять Цви-Гирш, – ребе сам увидел то, о чем я хотел его попросить. Наверное, удар хлыстом послужил последней искупительной каплей.
Что именно нужно искуплять и почему Цви-Гирш не думал. Еврею всегда есть в чем каяться. Велика духовная работа, бесчисленны заповеди Всевышнего. Всегда что-нибудь да нарушишь или обойдешь вниманием. 
Ружинер уехал, жизнь в Яссах вошла в обычное русло. И вдруг судьба Цви-Гирша сделала неожиданный поворот.
В Яссах работала большая школа для мальчиков. Чего-чего, а детей у евреев всегда было куда больше, чем денег, и всех старались учить. Чтобы молиться и понимать Тору необходимо умение читать на древнееврейском. Для Талмуда нужен арамейский язык, комментарии к священным книгам написаны особым шрифтом, который тоже с налета не ухватишь. И это лишь самая первая ступенька лестницы, по которой должен вскарабкаться еврейский мальчик перед тем, как стать юношей и уйти в мир на поиски заработка.
В школе работали полтора десятка учителей. Небольшого жалованья с трудом хватало на кормление семьи, зато почета было за глаза. Получить место учителя мечтали многие, но попадали в школы единицы, просеянные через мелкое сито тщательнейшего отбора.
Вскоре после отъезда Ружинского ребе один из учителей заболел и слег. В школе работали, пока хватало сил, чуть ли не до смертного одра. Так вышло и на сей раз, учитель прожил длинную, достойную жизнь и завершил ее в своей постели, окруженный детьми и внуками. Обсуждая кандидатуру его преемника, директор школы вспомнил Цви-Гирша, которого несколько раз упомянул праведник.
– Если самому Ружинскому ребе есть дело до Цви-Гирша, – сказал директор, – значит, в этом человеке скрыты достоинства, которых мы, по слепоте душевной, просто не замечаем.
Цви-Гирш без труда прошел все ячейки сита, от самых больших до самых мелких и приступил к работе. Учителем он оказался хорошим, его ум, деловитость, прилежание и трудолюбие нашли, наконец, достойное применение. В дом пришел относительный, по сравнению с годами нищеты, достаток, Хася успокоилась, и поплыли счастливые годы, неделя за неделей, месяц за месяцем.
Что есть человек, чего стоят его мысли, где его планы? Через пять лет Всевышний решил, что Ему трудно пребывать на Небесах без Цви-Гирша. Хася осталась одна с дочерями на выданье и неженатыми сыновьями. Относительное благополучие сменилось приблизительной нищетой, о приданом для девочек и деньгах для женитьбы мальчиков речь даже не шла.
А еще через год Ружинский ребе по ложному навету был посажен в тюрьму. Он, якобы, лично отдал распоряжение устранить двух доносчиков-евреев. Сотни хасидов были допрошены, около 80 предстали перед судом. Процесс длился полтора года, шестерых приговорили к пожизненной каторге, остальных к ссылке в Сибирь. Всех без исключения прогнали через строй, около тридцати человек не выдержали экзекуции шпицрутенами и скончались.
Ружинер содержался под арестом почти два года. Хасиды наняли самых лучших адвокатов и, несмотря на усилия следователей, доказать вину ребе не удалось. Тем не менее, власти не выпускали цадика из тюрьмы, отыскивая новые крючкотворные поводы.
Двадцать месяцев к нему не допускали ни родных, ни близких, только адвокаты могли беседовать с ребе в присутствии жандармского офицера. Один из хасидов Ружинера, очень богатый купец реб Иехезкель из Званича, пустил в ход все свои связи и, немало потратившись на взятки, получил разрешение на пятнадцатиминутную встречу.
Не успел реб Иехезкель переступить порог камеры, как Ружинер взялся за дело. 
– Все эти месяцы я пытался понять, за какое прегрешение Всевышний отправил меня в тюрьму. Перебрал день за днем, час за часом всю свою жизнь и нашел только одно происшествие, которое могу поставить себе в вину.
Ребе подробно рассказал реб Иехезкелю историю с Цви-Гиршем и попросил.
– Возьми солидную сумму денег, и с десятью хасидами отправляйся в Яссы. Постарайтесь отыскать этого человека или его семью и вымолить у него прощение.
Вместе с деньгами передай от меня вот что: после разрушения Храма стол человека уподоблен жертвеннику, а еда, которую он ест – святым приношениям. В Храме жертвы обильно посыпались солью, поэтому тот, кто хочет чтобы его приношение были принято Всевышним, должен не жалеть соли во время трапезы. Если Цви-Гирш и его домочадцы превратят это в свой обычай, я обещаю, что они преуспеют в жизни.
Хася сразу вспомнила об ударе хлыстом и о мучениях ее покойного мужа, но взять деньги отказалась наотрез.
– Ребе и без того много для нас сделал, а Цви-Гирш ни секунды не винил его в том, что произошло.
Но разве может женщина противостоять хасидам, действующим по прямому указанию ребе? После долгих уговоров Хася взяла деньги, и вместе со всей семьей и посланниками ребе отправилась на кладбище. Прося о прощении, хасиды долго молились у могилы Цви-Гирша. 
Спустя две недели власти выпустили Ружинера из тюрьмы, оставив его под полицейским надзором. Теперь цадику вменялась попытка свергнуть императора и объявить себя еврейским царем. Ружинер не стал дожидаться окончания следствия и в 1842 году бежал в Австрию.
На деньги, полученные от реб Иехезкеля, Хася выдала замуж дочерей и женила сыновей. А обычай обильно солить еду во время трапезы до сегодняшнего дня тщательно соблюдается во всех семьях ружинских хасидов. 
Яков ШЕХТЕР