Призрак-убийца

 Песах АМНУЭЛЬ, Израиль
 23 июня 2007
 3463
— Я давно им говорил, а они отшучивались, — мрачно сказал Миха Азулай, главный хормейстер, сидевший перед инспектором Берковичем с видом непонятого пророка. — Я давно говорил: нужно сообщить в полицию. И вот чем кончилось.

— О чем вы хотели сообщить? – спросил Беркович.

— О призраке, конечно! — воскликнул Азулай, едва не подпрыгнув на стуле. — Он появился еще в январе, когда ставили «Итальянку».

Действительно, первые свои шуточки призрак оперы устроил в январе, когда готовилась постановка «Итальянки в Алжире». В подвалах, где хранились декорации, появились на стенах странные светящиеся следы. В коридорах раздавались голоса, но никто не видел, откуда исходил звук. Как-то артистку хора Инну Клевскую кто-то схватил за руку в пустой комнате… Женщина клялась, что никого рядом не было.

Однажды — это было вскоре после премьеры — призрак показал себя: трое рабочих сцены, перетаскивавших декорации, увидели в глубине коридора высокую светящуюся фигуру, помахавшую им рукой и скрывшуюся в стене. Рабочие были не из трусливого десятка, они тут же бросились к тому месту, где находился призрак, но не обнаружили ничего…

Призрак терроризировал рабочих сцены, певцов и оркестрантов, появляясь неизвестно откуда и неизвестно куда исчезая. Девочки из кордебалета жаловались, что во время переодевания призрак наблюдает за ними из зеркала — они видели его призрачные глаза. Амос Фрай, отвечавший в театре за безопасность, провел облаву – его люди осмотрели все, что могли, начиная с подвалов и кончая верхним ярусом и чердаками. Обнаружили много хлама, но никакого призрака в помещении не оказалось. Да и откуда?

Закончилась эта история очень печально… Возможно, Узи Кадмон остался бы жив. А теперь он был мертв, и эксперт Рон Хан, осмотрев тело, лежавшее поперек коридора на минус втором этаже, заявил инспектору Берковичу:

– Задушен. Похоже, убийца использовал шарф или другую плотную ткань. Обмотал вокруг шеи и затянул.

— Нужна была большая сила? — спросил инспектор.

— Не обязательно. Главное, чтобы жертва не сопротивлялась. А Кадмон действительно не сопротивлялся, будто был парализован.

Вот тогда-то присутствовавший при разговоре Дани Брон, начальник театральных мастерских, заявил полицейским, что в убийстве, скорее всего, виноват призрак оперы. Идея быстро овладела массами, и на всех последующих допросах Беркович выслушивал одни и те же истории, разобраться в истинности которых не было ни малейшей возможности.

Убитый, Узи Кадмон, работал в театре третий год, числился костюмером, но выполнял множество других поручений, поскольку прекрасно знал и любил оперу. Никто не мог припомнить стычек Кадмона с кем бы то ни было — это был тихий человек, и если кто и мог убить его, то только призрак оперы.

— Почему же никто не сообщил в полицию о том, что в театре появился призрак? — спросил Беркович второго хормейстера Азулая и получил стандартный ответ:

— А вы бы поверили?

— Нет, — сказал инспектор. — Но поскольку призраков в природе не существует, мы стали бы искать шутника, который столько времени морочил всем голову.

— Вы считаете, он специально это делал, чтобы однажды напасть на Узи?

— По-моему, это очевидно, — сухо сказал Беркович. — Этот ваш призрак настолько все запутал, что сейчас ни от кого невозможно добиться правдивых показаний — сплошная мистика.

— Я сам встречался с призраком! — воскликнул Азулай. — Однажды это был крик петуха, раздавшийся прямо над моим ухом. Это случилось во время репетиции, хор находился на сцене, а рядом со мной не было никого, могу поклясться. И кроме меня, крика не слышал никто, вы понимаете?

— Вам могло просто показаться, — пожал плечами Беркович.

— И белая фигура в коридоре минус первого этажа?

Показаний такого рода у Берковича было уже не меньше полусотни. Если бы кому-то пришло в голову проделать эту работу раньше, то было бы уже известно, что больше всего призрак оперы обожает звуковые эффекты: вопли над ухом, крики из-за угла, бормотание в пустом коридоре. Все это можно было объяснить и без привлечения потусторонних сил — Беркович и сам мог крикнуть таким образом, чтобы присутствующие решили, что звук идет из стены или с потолка. Нехитрая штука. Труднее изобразить светящуюся фигуру, входящую в стену, но и для подобного трюка наверняка можно найти подходящего фокусника — Давид Копперфильд и не такие штуки проделывает.

Закончив допрос хормейстера, Беркович сложил бумаги, запер кабинет и спустился в лабораторию к эксперту Хану.

— Этот призрак, — пожаловался инспектор, — путает все карты. Разве бесплотный дух мог задушить человека?

— Нет, — усмехнулся Хан, — но ты ведь на самом деле и не думаешь, что Кадмона задушил дух?

— Конечно. Более того — после убийства призрак больше не появлялся. Значит, Кадмон был его изначальной целью, все остальное — для отвода глаз.

— Кто-нибудь уволился из театра за эти дни? — поинтересовался Хан.

— Четверо. Конечно, я тщательно проверил каждого и думаю, что они ни при чем. Тот, кто изображал духа, все еще в театре. Уволиться сейчас — значит привлечь к себе внимание. Легче скрыться среди тысячи работников.

— Но ведь ночью, когда произошло убийство, не все они находились в театре!

— Алиби есть более чем у половины, но и триста человек — многовато. Правда, я исключил женщин, а также солистов — первые не могли бы издавать звуки, приписываемые призраку, вторым нечего делать в подвалах. Осталось сто сорок человек. Тогда я подумал, что призрак мог специально действовать так, чтобы полиция пошла по ложному пути. И занялся людьми, на которых подозрение падало в последнюю очередь. Я имею в виду солистов. Не приглашенных, конечно, а тех, кто работает в опере хотя бы год.

— Гм... — с сомнением произнес эксперт.

— А что? — напористо сказал Беркович. — Хороший бас мог исполнить все партии призрака. Чтобы задушить человека, у певца тоже сил достаточно — это ведь крепкие люди.

— Ты хочешь сказать, что вычислил призрака? — удивился Хан.

— Мне так показалось, — вздохнул Беркович. — Бас-баритон Дик Штейн. У него контракт на два года. Сам из Нью-Йорка, почти все время проводит в театре, знает все закоулки...

— Но других улик против него у тебя нет?

— Более того: ночь, когда произошло убийство, он провел у своих знакомых, приехавших из Штатов на неделю. Это подтверждают и сами знакомые, и портье отеля «Ренессанс», и двое коридорных.

— Значит, нужно искать другую кандидатуру. Тысяча человек — есть из кого выбирать.

— Действительно, — пробормотал Беркович. О Дике Штейне он думал уже второй день — если бы не алиби в ночь убийства, лучшего подозреваемого трудно было найти. Судя по описаниям свидетелей, даже фигурой Штейн был похож на пресловутый призрак — в отличие от других певцов, он был высок и худощав. Но алиби... Да и зачем было Штейну убивать Кадмона, которого он, скорее всего, и не знал вовсе?

Оставаясь на ночь в театре, Штейн обычно спал на диванчике в своей гримерной. На следующий после разговора с экспертом день Беркович выбрал момент, когда певец вышел из театра, и потребовал у Фрая ключ от гримерной американского баса. Шеф службы безопасности вошел в комнату вместе с инспектором и внимательно следил за тем, как Беркович раскрывал шкафчики и переворачивал подушки.

— Вот поглядите, — сказал, наконец, инспектор. На дне одного из платяных ящиков лежала серебристая накидка с напылением из фосфоресцирующего материала. Фрай даже присвистнул от удивления.

— Никогда бы не подумал, — пробормотал он. — Такой спокойный человек... Но ведь его не было в театре, когда убили Кадмона! Видимо, кто-то хочет свалить вину на Штейна, вот и подкинул ему эту накидку.

— Возможно, — не стал спорить Беркович. Когда из проходной сообщили, что Штейн вошел в здание оперы, инспектор встретил его в холле и, твердо взяв под локоть, повел в кабинет Фрая. Серебристая накидка лежала на столе, и Штейн, увидев ее, расплылся в улыбке.

— А! — воскликнул он. — Вы меня разоблачили! А я думал, что никто так и не догадается. Меня даже досада брала иногда — столько людей действительно воображали, что в опере появился призрак!

— Зачем вы это делали? — спросил Беркович.

— Да чтобы посмеяться! Сначала было смешно самому, а потом... Я думал, что меня поймают, и мы посмеемся вместе.

— Своеобразное чувство юмора, — буркнул Фрай, присутствовавший при разговоре.

— А что? — нахмурился Штейн. — Я ведь не нарушил никаких законов.

— Если не считать убийства! — продолжал негодовать Фрай, и на лице Штейна появилось выражение крайнего удивления.

— Погодите, какое убийство? Вы что, думаете, что Кадмона убил я?!

— Этого мы не думаем, — поспешил заявить Беркович. — Ваше алиби проверено. Но тот, кто совершил убийство, намеревался свалить его именно на вас. Он думал, что у вас не окажется алиби, понимаете? Кто-то должен был быть твердо уверен в том, что вы проведете ночь в театре. Подумайте — кому вы это говорили?

— Ну... Я часто остаюсь здесь ночевать, — пробормотал Штейн. — Погодите... Неужели?.. Эли?

— Кто такой Эли? – тут же спросил Фрай, но Беркович сделал ему знак помолчать и мягко произнес:

— Вы имеете в виду Эли Розенталя, электрика?

— Откуда... — опешил Штейн. — Откуда вы знаете?

— Я слышал, что вы часто проводили время вместе. Кстати, Розенталь отлично знает все театральное хозяйство. В отличие от вас. И мне кажется...

Беркович замолчал, предоставив Штейну возможность самому закончить фразу.

— Вам правильно кажется, — сказал певец, помолчав. — Это была его идея: чтобы я исполнил роль призрака. В декабре мы об этом говорили... Сам бы Эли не смог — у него и голоса такого нет, и играть роль он не сумел бы.

— Понятно, — кивнул Беркович. — А в вечер перед убийством...

— Ну, он спросил, где я буду после спектакля. Сказал, что зайдет ко мне в гримерную поиграть в карты. Мы договорились...

— И он не пришел?

— Не знаю... Ко мне в гримерную пришел Джонни, он приехал из Штатов на неделю... Мы оба были рады встрече... Он уволок меня к себе в отель. Если Эли приходил, то меня не застал.

— Если бы он приходил, то и убийства не было бы, — сказал Беркович. — Он бы понял, что на вас не свалить. Нет, он поверил вам и отправился играть вашу роль в уверенности, что вы останетесь у себя до утра. Не знаю, принял ли Кадмон Розенталя за призрак, но закончилось все убийством.

— Господи, — похоже, от страха Штейн потерял голос, из его горла вырывались какие-то шипящие звуки. — Кошмар какой-то...

— Нужен мотив, — сказал Фраю Беркович несколько минут спустя, когда они покинули гримерную Штейна. — Прямых улик против Розенталя нет, и если бы был хотя бы мотив...

— Ах, — махнул рукой Фрай, — чего-чего, а мотива... Вы не знали, что Кадмон увел у Розенталя жену, которую тот обожал? Эти двое терпеть друг друга не могли, об этом все знают.

— Что ж, — сказал инспектор. — Мотив есть, и косвенных улик достаточно. Надеюсь, Розенталь не прошел сквозь стены — на проходной стоит мой сержант. В отличие от Штейна, Розенталь не может ведь играть роль призрака...



Комментарии:

  • 4 мая 2012

    Гость

    супер

  • 29 января 2010

    Гость

    Класс...


Добавить комментарий:


Добавление пустых комментариев не разрешено!

Введите ваше имя!

Вы не прошли проверку на бота!


Дорогие читатели! Уважаемые подписчики журнала «Алеф»!

Сообщаем, что наша редакция вынуждена приостановить издание журнала, посвященного еврейской культуре и традиции. Мы были с вами более 40 лет, но в связи с сегодняшним положением в Израиле наш издатель - организация Chamah приняла решение перенаправить свои усилия и ресурсы на поддержку нуждающихся израильтян, тех, кто пострадал от террора, семей, у которых мужчины на фронте.
Chamah доставляет продуктовые наборы, детское питание, подгузники и игрушки молодым семьям с младенцами и детьми ясельного возраста, а горячие обеды - пожилым людям. В среднем помощь семье составляет $25 в день, $180 в неделю, $770 в месяц. Удается помогать тысячам.
Желающие принять участие в этом благотворительном деле могут сделать пожертвование любым из предложенных способов:
- отправить чек получателю Chamah по адресу: Chamah, 420 Lexington Ave, Suite 300, New York, NY 10170
- зайти на сайт http://chamah.org/donate;
- PayPal: mail@chamah.org;
- Zelle: chamah212@gmail.com

Благодарим вас за понимание и поддержку в это тяжелое время.
Всего вам самого доброго!
Коллектив редакции