СОБАКА

"Вдовец"... Он так любил звучание этого слова, любил и в то же время стыдился, что любил, но что поделаешь, ведь любви не прикажешь. Слово "холостяк", как ему всегда казалось, звучит несколько эгоцентрично, по-эпикурейски, а "разведенный" — это как "побежденный", более того — как "разгромленный". А "вдовец"? "Вдовец" воспринимается как человек, возложивший на себя ответственность, взявший обязательства, а если все изменилось, в этом можно обвинить только Г-спода Б-га или силы природы — как кто воспитан. "Вдовец" звучит, как воинское звание плюс награда за отвагу, как аббревиатура словосочетания "заслуженный полковник". Или "несчастный", нет, не "несчастный", а "вызывающий сочувствие". Он достал сигарету и уже собирался закурить, как сидевшая напротив него худосочная девица начала верещать по-французски и показывать на табличку "Для некурящих". Кто бы мог подумать, что в вагоне поезда "Марсель — Париж" человеку не дадут выкурить сигарету "Голуаз". Оказывается, несмотря на все угрозы, что их Ширак делает по телевизору, и все проклятия, которые он не перестает обрушивать на голову Буша, американцы уже давно победили французов без всякой армии: через CNN и "Макдональдс" они всего лишь заразили их этим своим вирусом невротической, маниакальной заботы о здоровье. До того как он овдовел, это была Халина, она разражалась монологом всякий раз, как он собирался закурить, монологом, начинавшимся словами о его легких, а завершавшимся всегда почему-то словами о ее мигренях. А сейчас, когда эта худющая француженка накричала на него, он вдруг почувствовал грусть. — Моя жена, — сказал он, демонстративно возвращая сигарету в пачку, — тоже не любила, когда я курил. — Не говорю по-английски, — сказала француженка. — Ты, — упрямо продолжал он, — такого же возраста, как моя дочь. Тебе нужно больше есть. Это для здоровья. — Не говорю по-английски, — повторила девушка, однако по тому, как она сжалась, было видно, что она понимала каждое слово. — Моя дочь живет в Марселе, — продолжал он. — Она замужем за врачом, окулистом, глазным доктором, понимаешь? — И он показал пальцем на ее зеленые, растерянно моргавшие глаза. Даже в поезде кофе было у них на три уровня выше, чем можно найти в Гиватаиме**. Ничего не скажешь — когда дело касается вкуса, эти французы, пропади они пропадом, всех заткнут за пояс. После недели в Марселе брюки на нем уже не застегивались. Захава просила, чтобы он остался еще. "Куда ты так спешишь? — спросила она. — Теперь, когда мама умерла и когда ты на пенсии. Ты ведь там совсем один". "Один" и "пенсия" — от этих двух слов повеяло чем-то настолько свободным, что, когда она их произнесла, можно было ощутить ветерок на лице. Работу в магазине он действительно никогда особенно не любил, да и Халину… Скажем так, в его сердце был для нее теплый уголок, но, как и деревянный шкаф в их малюсенькой спальне, она занимала так много пространства, что рядом с ней уже не оставалось места для остальных. Первое, что он сделал после того, как она умерла, — позвал старьевщика и избавился от этого шкафа. Соседям, с интересом наблюдавшим за тем, как с третьего этажа спускается на ремнях огромный шкаф, он объяснил, что эта вещь слишком напоминает ему о трагедии. Трагедия. Теперь, без шкафа, комната вдруг стала просторной и более светлой. За те годы, пока этот предмет мебели стоял там, мужчина уже успел забыть, что за ним скрывается окно. …В вагоне-ресторане напротив него сидела женщина лет семидесяти. Когда-то она была красива, а сейчас делала все, что в ее силах, чтобы напомнить об этом окружающим, однако — деликатно, намеком, с помощью помады и косметического карандаша для глаз: "Ах... Если бы вы только видели меня пятьдесят лет назад". Около нее на столике для подносов сидела собачка, маленький пудель, одетый со вкусом в голубой расшитый свитер. Собачка уставилась на него огромными и… знакомыми глазами. "Халина?" — вдруг подумал мужчина почти в ужасе. Собака коротко и утвердительно пролаяла. Пожилая женщина мило улыбнулась ему, как бы уверяя, что нечего опасаться. Пудель пристально смотрел на него, не отводя глаз. "Я знаю, что этот шкаф упал на меня не случайно. Я знаю, что ты повалил его", — говорили они. Мужчина коротко затянулся сигаретой и в ответ нервно улыбнулся соседке. "Я также знаю, что ты не хотел убивать меня, что это было всего лишь рефлекторно. Когда я снова попросила тебя достать зимнюю одежду, ты просто потерял контроль над собой". Его голова кивнула, будто сама по себе, по-видимому, тоже рефлекс. Будь на его месте кто-нибудь другой, не такой крепкий, как он, у того бы уже давно появились слезы. — Сейчас-то тебе хорошо? — спросили глаза. — Так себе, — ответил он взглядом. — Трудно одному. А тебе? — Неплохо, — пудель разинул пасть, будто улыбнувшись, — хозяйка заботится обо мне, она хорошая женщина. Как наша девочка? — Я как раз возвращаюсь от нее. Выглядит она прекрасно, и Жильбер наконец-то согласился, чтобы они завели ребенка. — Я рада, — собака завиляла обрубком хвостика, — но ты, ты должен уделять себе больше внимания. Ты пополнел и чересчур много куришь. — Можно? — без слов спросил он у женщины, показывая, будто гладит песика. Женщина кивнула и улыбнулась. Он провел рукой по всему телу Халины, а потом наклонился и поцеловал ее. — Я сожалею, — произнес он хрипло, чуть не плача, — мне очень жаль, Халина, прости меня. — Вы ей понравились, — сказала женщина на ломаном английском. — Посмотрите, посмотрите, как она лижет вам лицо. Я никогда не видела, чтоб она так вела себя с чужим.