СОЗДАТЕЛЬ СИЛУЭТОВ ПИСАТЕЛЕЙ

Блестящий литературный критик Юлий Айхенвальд — поистине золотое перо. Но кто помнит его ныне? Тем более что из нынешнего литературного процесса литературная критика почти исчезла как жанр. Конечно, выходят иногда критические статьи и рецензии на книги, но какие-то уж больно однобокие: или хвалят взахлеб своих, или ругают чужих. Никаким Айхенвальдом и не пахнет! Поэтому просто необходимо вспомнить Юлия Исаевича, а заодно то, что было в прежние лета. Юлий Айхенвальд родился 12 (24) января 1872 года в городе Балта Подольской губернии. Окончил в Одессе Ришельевскую гимназию и историко-филологический факультет Новороссийского университета, получив диплом 1-й степени и золотую медаль за философскую работу "Эмпиризм Локка и рационализм Лейбница". В 1895 году переехал в Москву, преподавал в гимназии, в университете им. Шанявского, на Высших женских курсах. Состоял членом Общества любителей российской словесности, был ученым секретарем Московского психологического общества и секретарем редакции журнала "Вопросы философии и психологии". Печататься Айхенвальд начал с 14 лет, перепробовал различные жанры журналистики, но больше всего преуспел как литературный критик и театральный обозреватель. Философ Федор Степун рисует портрет молодого Айхенвальда: "Застенчивый, тихий, ласковый, ко всем очень внимательный, духовно сосредоточенный и серьезный, источающий дыхание мягкости и благожелательности, всегда изумительно ровный и верный самому себе, чуждый социально-политической злободневности". Айхенвальд был далек от злобы дня, его интересовала прежде всего литература. К 1917 году он написал пятнадцать книг и брошюр. В эту же пору Серебряного века сложился и сборник "Силуэты русских писателей" — главная книга Айхенвальда, которая вышла в 1906 году и сразу начала переиздаваться. Айхенвальд писал совершенно иначе, чем его великие предшественники — Белинский, Добролюбов, Писарев и другие литературные "оценщики". Он писал легко и красиво, словно пускал легкокрылый кораблик по тяжелым волнам текста. Найденный им метод Юлий Исаевич назвал "принципиальным импрессионизмом", в основе которого был отказ от претензий на научность литературоведческого анализа. Что касается самого писателя, то он, по Айхенвальду, "Орфей, победитель хаоса, первый двигатель, он осуществляет все мировое развитие. В этом его смысл и величие". Вот с такими "установками" рисовал свои "Силуэты" Юлий Айхенвальд. Тут нет трех китов Белинского — биографии, среды и влияния, у Айхенвальда всего лишь смутные силуэты, пятна, импрессионистские мазки. У него, как на картинах Сезанна, все неточно, неясно, зыбко и, тем не менее, все осязаемо, конкретно, великолепно смотрится, создает определенное настроение. В этих биографических портретах главное не подробности, не детали, а общее ощущение, из его интуиции рождаются оригинальные видения и прозрения. В этом и заключалась новизна литературных штудий Айхенвальда. Когда "Силуэты" появились в печати, то писатель Борис Зайцев и философ Семен Франк выразили восторг явлению Айхенвальда. Другим, особенно Андрею Белому, "импрессионизм" критика явно пришелся не по душе. Как бы там ни было, "Силуэты русских писателей" (от Батюшкова до Шагинян) стали у русских интеллигентов культовой книгой: каждый находил в ней созвучие своим мыслям, взглядам и настроениям — литературный импрессионизм увлекал безмерно. Февральскую революцию 1917 года Юлий Айхенвальд встретил восторженно. "Когда величайшая из революций, — писал он в книге "Иго имущества", — ниспровергнет власть вещей, тогда лишь человечество начнет жить, как следует (пока оно только прозябает), тогда лишь воцарится настоящая культура. Не социализм как узкая теория, а социализм углубленный и одухотворенный, понятый как освобождение от ига имущества, как метафизика, идущая против физики, то есть как крестовый поход против инстинкта собственности, — вот что вдохновляет и обнадеживает в общественной борьбе. И если такой социализм победит, то человека ожидает духовное "завтра", а только ради него и стоит жить, ради этой светлой манящей даты мирового календаря". Как красиво и как наивно! В одночасье сбросить "иго имущества" и забыть про "свинцовые мерзости жизни" (это уже Спенсер) — увы и ах, сплошная утопия. За февралем последовал октябрь, и к власти пришла железная когорта большевиков. В 1918 году Айхенвальд пишет книгу "Наша революция, ее вожди и ведомые", в которой он одним из первых российских интеллектуалов разобрался, что записанная на знаменах революции "свобода" является не свободой, а всего лишь фикцией: "не стало свободы, снова и снова приходится защищать свободу слова, писать о ней... Насилие над разумом и словом, всяческая разруха и опозорение, и опошление революции текут из того мутного источника, который называется большевизмом". Большевизм, по мнению Айхенвальда, — главная причина всех бед России, и теперь "слово за Россией. Надо спасать слово". Все эти нападки на новую власть: "Революция скомпрометирована", "Революция выродилась" и прочие — не могли понравиться большевикам. Конечно, они ощущали себя большим караваном в пути, и, казалось бы, что им до лая какой-то мелкой "буржуазной шавки". Тем не менее вожди запомнили эту работу Айхнвальда и припрятали камень за пазухой, чтобы при подходящем случае швырнуть его в голову критику. Гром грянул 2 июня 1922 года — в "Правде" появилась статья "Диктатура, где твой хлыст", подписанная криптонимом О. Позже историки расшифровали, что за таинственным "О" скрывался Лев Троцкий, один из вождей революции. Лев Давидович по совместительству и в свободное время сам был литературным критиком и не мог не оценить разящее перо Юлия Айхенвальда, поэтому именно по нему и был нанесен зубодробительный удар. В статье говорилось, что "во имя чистого искусства" Айхенвальд "называет рабочую советскую республику грабительской шайкой", и предлагалось "хлыстом диктатуры заставить Айхенвальдов убраться за черту, в тот лагерь содержанства, к которому они принадлежат по праву… Мы здесь ставим чисто политический вопрос", — отмечал Троцкий. Это означало — выгнать Айхенвальда, а заодно и прочих умствующих и рассуждающих философов и писателей из страны, подальше от советской власти (хорошо, что еще не расстреляли! В 37-м не грузили на пароходы, а просто ставили к стенке). Ленин поставил цель: выгнать из России "гнилую" элиту, а вместо нее создать новую, рабоче-крестьянскую. Осенью 1922 года Юлий Айхенвальд с большой группой мыслящей интеллигенции (в нее вошли Питирим Сорокин, Николай Бердяев, Лев Карсавин, Семен Франк и другие) был выслан за границу на так называемом философском пароходе. Максим Горький сожалел: "Хотя я был антипатичен ему, а — жаль, талантливый, знающий человек был". Грустное "был" — это для России, а в Берлине Айхенвальд освоился быстро. Сотрудничал с кадетской газетой "Руль", читал лекции в Русском институте, давал частные уроки, занимался общественной работой, помогал соотечественникам, попавшим в эмигрантскую беду. Вокруг него всегда роилась молодежь, среди них был и молодой Владимир Набоков. Юлий Исаевич перевел на русский язык всего Шопенгауэра, да так, что "Мир как воля и представление" читается, как если бы книга была написана по-русски. Выступая в своих еженедельных "литературных заметках" в газете "Руль", Айхенвальд не мог не касаться темы родины. Искренними, правдивыми художниками в России Айхенвальд считал Льва Лунца, Всеволода Иванова, Михаила Зощенко... Критиковал за сервилизм, тенденциозность и политическую ангажированность Максима Горького, Владимира Маяковского, Алексея Толстого... В эмиграции вышла последняя книга "Две жены", посвященная жизни двух женщин, которым многим обязана русская литература, — Софьи Толстой и Анны Достоевской. Смерть Юлия Исаевича была нелепой и трагической. Вечером 17 декабря 1928 года Айхенвальд вместе с другими писателями, входящими в литературный кружок, обсуждал только что вышедшую книгу Набокова "Король, дама, валет". Обсуждение было горячим. В час ночи Айхенвальд покинул квартиру литературных споров и отправился домой. Весь в раздумьях и переживаниях, он не заметил трамвая и попал под него. На следующий день он умер, не приходя в сознание. Друзья похоронили его на русском кладбище на западе Берлина, принадлежавшем Русскому Владимирскому братству. На памятнике вырезаны его любимые строки из "Евгения Онегина":

Все благо. Бдения и сна Приходит час определенный. Благословен и день забот, Благословен и тьмы приход…

…Когда-то в "Силуэтах" Айхенвальд в эссе о Федоре Сологубе написал слова: "царство ледяного кошмара". Оглянемся кругом — и царство есть. И "ледяной кошмар" никуда не делся. Юлий Исаевич был прорицателем и пророком.